Mr. Alexys

Непостоянный пользователь
Проверенные
Сообщения
423
Реакции
469
https://i.*******/CRUMkl.jpg

Одно из немногих личных фото. Фаллуджа, 2005 год.

Имя: Kolman
Второе имя: Grimund
Фамилия: Kramnitz

Дата рождения: FEB/19/1980.
Пол: мужской.

Место рождения: https://i.*******/CQjRj.png Питермарицбург, провинция Наталь, ЮАР.
Место проживания: https://i.*******/CQjfT.png Сан-Фиерро, штат Сан-Андреас, США.
Национальность: африкáнер.
Образование: среднее (SAT I).
Профессия: офицер полиции.
Семейное положение: не женат.
Рост: 184 см.
Вес: 77 кг.
Цвет глаз: серый.
Цвет волос: шатен.
Телосложение: эктоморф (1-3-5 по системе соматипирования Шелдона).
Татуировки, особые приметы: отсутствуют.
Увлечения: историческая литература.



CRBD6.png


…Крузер неспешно ехал по ночным, залитым фонарным светом улицам Сан-Фиерро. Вокруг - тишина, ни одной живой души. Офицер взглянул на часы – полвторого ночи. В животе заурчало, и вскоре крузер припарковался возле одной из немногих открытых забегаловок.
Зайдя внутрь, офицер поздоровался с кассиром и, заказав картошку фри с салатом и лимонад, присел за свободный столик у окна, стараясь не терять свой крузер из виду. В забегаловке, кроме официанта да уборщика, никого не было, и офицер, ожидая свой заказ, погрузился в размышления. Поначалу он, по своему обыкновению, думал о «вечном»: о смысле жизни, о судьбе, предназначении. Вскоре, однако, его мысли ушли на 30 лет назад, в его детство и начали свой неспешный путь сквозь время и границы…


Человек по имени Кольман Гримунд Крэмниц родился в дождливый день 19 февраля 1980 года в бывшем тогда особенно красивым южно-африканском городе Питермарицбург, в семье Фредрика и Вильгельмины Крэмниц. Отец был офицером городской полиции, мать (в девичестве Дайнингер) – преподавателем лабораторной медицины и медицинских наук в Питермарицбургском кампусе Университета Наталя. У Кольмана также были два брата и сестра: старший брат Хендрик (род. в 1978 году), младший - Вертехард (род. в 1981 году) и сестра Одилия (род. в 1982 году).


https://i.*******/CQfV1.jpg

Ратуша Питермарицбурга (наше время).


Семья Крэмницей – и по отцовской, и по материнской линиям – происходила из германских эмигрантов, приехавших в Капскую колонию за несколько лет до её оккупации британцами в поисках лучшей жизни. Как и большинство колонистов, они стали зарабатывать на жизнь сельским хозяйством и вскоре из бедных крестьян превратились в достаточно состоятельных землевладельцев. Разумеется, они не брезговали использовать рабов в хозяйстве, но, однако же, никогда не относились к ним, как к таковым. Предки Кольмана по обоим линиям, несмотря на различия в их происхождении и жизненных обстоятельствах, приведших к столь сильным переменам в их жизнях, в итоге сошлись в одном: они были убеждёнными сторонниками апартеида, в определённом смысле рассовой чистоты и вытекающего из них бурского национализма (от голл. boerкрестьянин). По их мнению, разница между чёрной и белой расами была слишком значительна, чтобы между ними было возможно близкое сосуществование. Это, однако же, не означало, что первые не заслуживают права на жизнь и развитие в соответствии со своими традициями, принципами и желаниями - права называться «Homo Sapiens». Главное - чтобы не было взаимных конфликтов. Для их предотвращения апартеид, по их мнению, был наилучшим решением.
Но вернёмся к истории.

В 1806 году колония была окончательно захвачена Британской империей. Враждебная по отношению к бурам британская колониальная политика вынудила их в 1835 году начать массовый исход вглубь континента, впоследствии названный Великим треком.



https://i.*******/CQfZ8.png

Великий трек (1835 - 1840).


Роды Дайнингер и Крэмниц присоединились к группе фуртреккеров (так назвали участников Великого трека) под руководством Геррита Марица и начали свой путь на северо-восток. Наконец, после многомесячного странствия и множества пережитых нападений со стороны местных племён они осели в местности, на которой впоследствии и будет построен маленький островок Европы на африканской земле – Питермарицбург.
С тех пор роды Крэмниц и Дайнингер жили рядом, а в 1978 году, со свадьбой Фредрика и Вильгельмины стали родственными.

Отец и мать Крэмницей, воспитанные в духе апартеида и бурского (или, по официальному самоназванию, африкáнерского) национализма, а также, будучи верующими христианами, это же мировоззрение прививали и детям. «Буры - последний оплот цивилизации на этом диком континенте, а потому вопрос сохранения нашей национальной идентичности - это вопрос будущего Африки» - таков был главный принцип, на котором основывалось воспитание молодых Крэмницей. Помимо этого, им с детства также прививалось и милосердие к другим людям, вне зависимости от цвета кожи или жизненных взглядов. «Жизнь каждого человека заслуживает, если не книги, то фильма уж точно,» так говорил их отец Фредрик. Тот в своё время прошёл через многое - в том числе войну и даже ангольский плен. Именно там, пообщавшись с чёрными ребятами «с той стороны», он убедился, что плохих наций - или рас - не бывает.
- Как там у русских: «по одёжке не суди - по делам гляди»? Похоже, лучше и не скажешь, – с улыбкой завершал он очередной свой рассказ.

Раннее детство Кольмана прошло, как у обычных европейских детей - в полном благополучии. Кольман с детства пошёл в отца: был любознательным, добрым и не в меру эмоциональным человеком, но никогда ни с кем ничем не делился. Все его мысли и эмоции оставались исключительно внутри него, и все свои проблемы он стремился решать сам. Даже отец с матерью прилагали, порой, немалые усилия, чтобы сын рассказал им о том, что его беспокоит.
Он целыми днями просиживал в домашней библиотеке наедине с книгами и большой географической картой мира на 1914 год. История, наравне с иностранными языками, были его страстью. В будущем он мечтал стать археологом. Для этого он усиленно изучал английский, немецкий языки и заодно понравившийся ему финский язык (которым сейчас владеет на разговорном уровне), а также книги по географии, истории, геологии, археологии и другие. Благодаря матери-интеллегенту, в книгах у них дома недостатка не было.



https://i.*******/CQff3.jpg

Фото из домашней библиотеки Крэмницей.


Единственными людьми, с которыми он делился своими мыслями, были братья и сестра.

Хендрик – самый старший ребёнок в семье – был противоположностью Кольмана. Крайне общительный и подвижный, но вместе с тем, как и отец, строгий, рассудительный и настойчивый, он был превосходным лидером их маленького «ордена». Он всегда умел вдохновить кого угодно на что угодно и был превосходным дипломатом. В будущем он мечтал стать хорошим психологом, чтобы помогать людям преодолевать свои барьеры и раскрывать их положительные качества.

Вертехард – младший брат Кольмана – рос горячим и вспыльчивым ребёнком. В отличии от остальных братьев и сестры, он не занимался «пустой тратой времени» на обдумывания и, что называется, «бросался в омут с головой», сначала делая и только потом планируя. Если Хендрик склонял других к своей точке зрения силой языка, то Вертехард просто игнорировал чужое мнение и действовал только так, как сам считал нужным, а всех недовольных «рубил сплеча». За свою семью он был готов отдать всё, в том числе и жизнь. Не раз, когда у ребят возникали конфликты с другими мальчишками, он так и рвался решить проблему «радикальным» путём, и только рассудительный Хендрик остужал его пыл.
Единственным серьёзным увлечением Вертехарда было военное дело, и отец хотел после школы отдать его в военную академию. Он с детства усиленно занимался спортом, ходил в секцию по единоборствам. Отец купил ему пневматическую винтовку, из которой Вертехард и учился стрелять. Кольман и Хендрик тоже не прочь были составить ему компанию, но только Вертехард имел к этому такую страсть.

Одилия – сестра Кольмана, – как и следовало ожидать, пошла в мать: была такой же спокойной, умной и рассудительной. Она оказывала магическое воздействие на Вертехарда, который в её присутствии был гораздо сдержаннее. Мать обучала её всему, что знала и умела сама. Как и она, Одилия твёрдо решила посвятить свою жизнь медицине. Ей хотелось помогать людям, спасать их жизни. Именно она и, в несколько меньшей степени, Кольман, настояли на том, чтобы завести домашнего питомца.
В итоге, в один из весенних дней отец принёс домой маленького котёнка тигрового окраса: с серой шерстью и чёрными полосами на ней. Котёнка назвали Шерханом, по аналогии с героем известной сказки Редьярда Киплинга, которую как раз только что прочитал Кольман. Котёнок стал новым полноценным членом «ордена» и рос вместе с ним.

Вместе они играли на небольшой детской площадке, которую отец установил им во дворе, фантазировали, глядя на фигурки гномов и павлинов, неподвижно стоящие на траве и пристально наблюдавшие за всяким, кто проходил мимо. На большом китайском Каркáсе (дерево такое, Celtis sinensis - прим. автора), который рос во дворе, они даже смастерили дом, в котором часто играли и любовались красивым видом холмов в отдалении - их район располагался на возвышенностях. Там с ними порой случались приключения, запомнившиеся им на всю жизнь.
Например, однажды ребята, о чём-то болтавшие на дереве, услышали жалобное мяуканье. Выглянув на улицу, они обнаружили, что Шерхан застрял под забором, пытаясь пролезть во двор. Так как родителей не было дома, они сами принялись помогать другу. В результате их достаточно долгой, но организованной «спасательной операции», Шерхан был спасён. Ребята восприняли это, как большую победу и, несмотря на разрушенный забор, даже получили похвалу от отца.


Однако, время идёт, и его жернова ни на секунду не замедляют свой ход, перемалывая всё на своём пути: и плохое, и хорошее. Пожалуй, ничто в этом мире не сможет избежать их. Вскоре жернова добрались и до семьи Крэмницей, превратив в осколки прежнюю беззаботную жизнь.




https://i.*******/CQfKR.png

!Дисклеймер!

Изложенное далее по тексту является выдумкой автора, основанной на действительно происходивших исторических событиях. Просьба не считать это сколько-нибудь авторитетным источником информации об упомянутых событиях.



https://i.*******/CRB7il.png​


…Офицер смотрел в окно и любовался красивым ночным небом. На кухне закусочной слышался шум: официант всё-ещё готовил его заказ. Стояла полная луна. Такая яркая и манящая она освещала всё вокруг магическим светом. Прямо как тогда, в ту ночь, когда он впервые ощутил на себе холодное как лёд дыхание времени…


К концу 80-х годов стало ясно, что страна меняется. Последний (как позже выяснится) белый президент Фредерик Виллем де Клерк, пришедший к власти в 1989 году продолжил начатые до него либеральные реформы в ещё больших масштабах. Режим апартеида разваливался, страна стремительно погружалась в хаос и анархию. Чёрные получили невиданные ранее свободы и не преминули ими воспользоваться, чтобы отомстить. Лозунг «Убей бура!» стал для них главным руководством к действию. Белые начали массово вооружаться. Правительство стремительно утрачивало контроль над ситуацией. К 1993 году страна стояла на пороге гражданской войны.


…Это была ночь с 6 на 7 апреля 1993 года. Мать сидела у окна и молча смотрела на дорогу. Отец долго не возвращался со смены. Дети тоже не могли уснуть и тихо сидели в гостиной, ожидая вестей. Вдруг, она увидела патрульный автомобиль, быстро приближающийся к дому.

- Это он! крикнула она, выбегая ему навстречу.

Автомобиль остановился у входа во двор и из него выскочил отец в полицейской форме, побежав навстречу матери.
Они обнялись.
Отец был очень взволнован. Он сказал всем быстро собирать всё самое необходимое и готовиться к отъезду.


- Что случилось? встревоженно спросила мать.
- Сейчас не время для вопросов. Скорее, пока есть время.

Отец старался говорить спокойно, но в его голосе чувствовалось сильное волнение. Он от природы никогда не нервничал, и в таком состоянии семья видела его впервые. Было понятно, что ситуация очень серьёзная, и Вильгельмина вместе с детьми быстро побежала в дом, собирать вещи.
Кольман собирался так быстро, как только мог. В первую очередь, он взял с собой свои любимые игрушки: плюшевого мишку в капитанской форме, морского котика, динозаврика, и бравого солдатика британской королевской гвардии.
Он уже заканчивал собирать свой рюкзачок, как вдруг услышал через открытое окно всё усиливающиеся крики, издаваемые толпой людей. Они были всё отчётливее и отчётливее. Кольман не мог понять, что это за язык, но вдруг ощутил сильный страх. Что-то подсказало ему: это за ними.
Он, не сбавляя скорости, собрал оставшиеся вещи, посадил спящего на подоконнике Шерхана в имевшийся у них специальный контейнер и спустился на первый этаж, в гостиную. Здесь уже стояли мать, Хендрик, Вертехард и Одилия вместе со своими вещами. Отец ждал во дворе, наблюдая из-за ограды за подошедшей уже почти вплотную к дому толпой. Толпа кричала: «Bulala iBhulu! Bulala iBhulu!» (кóса «Убей бура!»).
Кольман услышал голос Одилии:

- Не доверяю я им…

Бежать на машине было поздно. Отец, собравшись с силами, зашёл в дом и сказал матери, подавив тревогу в голосе:

- Вике, милая, соберись и слушай меня внимательно. Сейчас всё зависит от тебя. Я задержу их тут столько, сколько смогу. Бери детей и бегите к полицейскому участку. Найди там майора Флейгера. Скажи, что вы семья капитана Крэмница. Он знает, что делать. Обо мне не беспокойся. Меня они не возьмут.

Последнюю фразу он сказал с улыбкой. Затем он подошёл к детям, обнял и поцеловал каждого.

- Будьте сильными и никогда ничего не бойтесь. Это не последнее испытание. Помните, чему я вас учил, и никогда, слышите, никогда не сдавайтесь! Помните, что я люблю вас!

Кольман впервые в жизни заплакал. Он старался удерживать себя, как мог, но слёзы невольно текли по его щекам. Отец покидал их. Именно таким он и запомнился Кольману: мужественным, бесстрашным, готовым отдать жизнь за тех, кого он любит. Именно таким и хотел стать Кольман, именно таким он с этой минуты и стал. Весь его внутренний мир был разрушен, и на его обломках выстраивался новый, другой мир: мир воина. Из голубя, он превращался в коршуна. Из мечтателя – в солдата. Ушли в прошлое нерешительность, робость, слабость. С этого момента он перестал чувствовать страх перед жизнью. Впоследствии, это не раз подведёт его под пулю, не раз заведёт в безвыходные ситуации, но, по воле судьбы, он останется жив.


- Видимо, ещё не время, – сказал офицер, печально улыбнувшись Луне.




https://i.*******/CQfKi.png


https://i.*******/CQfK0.png​


Что-то быстро шепнув на прощание матери, отец повёл семью к заднему выходу и, проводив её взглядом на прощание, исчез во дворе. Через пару минут в районе дома послышались многочисленные выстрелы и разъярённые крики, но Вильгельмина, не оглядываясь и не давая этого делать детям, продолжала вместе с ними путь, стараясь как можно быстрее добраться до спасительных стен.
Почему она не стала задавать никаких вопросов? Почему просто последовала тому, что сказал Фредрик? Наверное, потому, что в такой ситуации она не могла себе позволить тратить время на ненужные вопросы. Она была не из тех, кто долго вникает в ситуацию, и очень быстро поняла, что опасность им грозит смертельная. Несмотря на то, что она была раздавлена, сплющена, как лепёшка, она, движимая материнским инстинктом, вела детей вперёд. Там, впереди, они могли быть в безопасности, хотя бы сейчас.

Кольман всё дорогу думал об участи отца, молился, чтобы он смог убежать, спастись. Он не хотел верить, что больше никогда его не увидит.

Несколько раз им на пути попадались такие же группы вооружённых чёрных подростков, кричащие: «Phantsi ngobukhoboka!» (кóса «Долой рабство!»). Благо, Крэмницы успевали спрятаться и те их не замечали, проходя мимо и продолжая в бешеном порыве скандировать свои лозунги.
Кольману казалось, что эта дорога никогда не кончится. Город кипел. Напряжение, злоба, отчаяние – вот чем был пропитан воздух Питермарицбурга в ту ночь. Казалось, он вот-вот взорвётся.
Наконец, впереди показался яркий свет прожекторов – это был полицейский участок. Мать поторопила детей, и вскоре они уже стояли на КПП. Вооружённые автоматчики, усиленные пулемётами, охраняли периметр. Участок был на осадном положении.
Мать сообщила усатому офицеру на КПП – что был там старший – кто они, и к кому направляются. Офицер окинул их взглядом и, кивнув, отвёл внутрь здания. Внутри участок выглядел не лучше, чем снаружи: повсюду лежали ящики с боеприпасами, ходили вооружённые карабинами и дробовиками полицейские; один из офицеров пронёс противопехотный гранатомёт. Участок готовился к обороне.
Усатый офицер завёл их в один из кабинетов и закрыл дверь на ключ. Достав из своего сейфа какой-то конверт, он вручил его Вильгельмине.

- Фредрик просил вам передать. Что там, я понятия не имею, но он сказал, что вы во всём разберётесь.

Вильгельмина смогла лишь кивнуть, еле сдерживая слёзы.

- Да хранит вас Бог, если он ещё не покинул нас.
Офицер вздохнул. Он сказал, что до утра вам нужно отсидеться в безопасном месте. У меня есть домик за городом, там сейчас относительно спокойно – чёрные обошли ту местность стороной. Вы можете жить там, сколько нужно. Я тут, видимо, надолго,Он усмехнулся. Туда вас доставят, за это можете не беспокоиться. Насчёт полной безопасности на месте, поймите правильно, ничего гарантировать не могу - обстановка в стране меняется каждый час. Но там всё же спокойнее, чем здесь,говорил офицер, уже сам не понимая, что хочет сказать.

После некоторой паузы, он продолжил:

- И ещё. Завтра Фредрик просил доставить вас в Дурбан. Зачем – не знаю, но ребята останутся с вами и завтра довезут вас до места, так что вы будете под присмотром.
- Спасибо вам большое, господин майор... Мы вам обязаны,
наконец сдавленным голосом сказала Вильгельмина.
- Я обязан Фредрику гораздо больше, так что за это не беспокойтесь,
вскидывая на плечо свой карабин, ответил майор и неожиданно прибавил:
- А вы не знаете, где он сам?

Вильгельмина посмотрела на него непонимающим взглядом.

- Как... разве вы не знаете…?
- Понятно…
ударив кулаком по столу, проговорил майор, после чего рванулся к двери, крикнув:
- Скорее за мной!

Он отвёл их в гараж участка, где уже ждал колёсный бронетранспортёр с водомётом на крыше. В нём сидели двое полицейских в полном обмундировании.

- Лейтенанта Рейнэке ко мне!
крикнул майор, открывая дверь бронетранспортёра. Затем, резко остановившись и обернувшись к Вильгельмине, сказал:
- План остаётся в силе. Будьте в доме и никуда не выходите. Я постараюсь сделать всё, что смогу. Если успею, я сообщу вам о результатах,
и, указывая на конверт, прибавил:
- Если он скажет вам уезжать – уезжайте. Не ждите,
после чего ушёл обратно в здание, крича:
- Рейнэке, готовь группу на выезд, быстро!

Вильгельмина с детьми, наполненные надеждой и в душе молясь за успех группы, расселись в железном теле бронетранспортёра. Не став долго ждать, он тронулся в путь, проехав мимо девяти бегущих к другому броневику офицеров, видимо, и составлявших ту самую группу. Покинув территорию участка, броневик покатил по наполненным хаосом улицам Питермарицбурга.
То и дело по пути встречались трупы убитых белых, группы вооружённых солдат на БТРах – в город уже была введена армия. Порой встречались и повстанцы, но они, отвлечённые погромами и грабежом, не обращали внимания на проезжавший рядом броневик. Вскоре броневик пролетел табличку с перечёркнутым названием
«PIETERMARITZBURG» и за окном показались поля и луга.
Всю дорогу Кольман представлял себе, как снова увидит отца, как обнимет его, услышит его добрый голос. Несмотря на все изменения, которые произошли в нём за эту ночь, в душе он по-прежнему оставался фантазёром и искренне верил, что все эти картины станут реальностью.

Вскоре они приехали на дачу. Офицеры расположились на первом этаже, Вильгельмина с детьми – на втором.
Вскрыв конверт, она обнаружила в нём билеты на судно Дурбан – Нью-Йорк, грин-карты, кредитную карту американского банка и записку, написанную Фредриком. Билеты и документы были на всех, кроме него. В записке он писал:


«Дорогие мои!

Сейчас, когда настал тот крайний случай и Вы читаете эту записку, Вы можете винить меня в том, что я изначально решил бросить Вас. Когда я, два года назад, в самом начале этого хаоса решил подготовить нам пути отхода, я понял, что не смогу уехать. Я – офицер и присягал на верность этой стране и этому народу. Мои предки жили здесь сотни лет и лежат в этой земле. Сейчас, когда она переживает такие тяжёлые времена, моя честь не позволила бы мне просто убежать без боя. Я бы не смог не думать об этом и всю жизнь терзался бы этим, пока, наконец, это не свело бы меня в могилу. Мне очень сложно было решиться на такое. Решиться на то, чтобы оставить Вас. Простите меня, если сможете. Я не мог поступить иначе. На карточке есть некоторая сумма, потратьте её во благо. Да хранит Вас Бог.

Бесконечно любящий Вас, Фредрик»

Прочитав последние слова, Вильгельмина заплакала. Она плакала так сильно, словно выплакивала и эту, и будущую боль. После этой ночи она больше никогда не проронила и слезы, словно они у неё иссякли.
Придя в себя, она вспомнила, как два года назад, весной 1991 года они всей семьёй ездили в Преторию, в посольство США, как заполняли бланки на получение политического убежища и проходили собеседование. Тогда она ещё не знала, что Фредрик не стал делать документы для себя. Сейчас это было для неё настоящим ударом. Она не знала, винит ли она его или нет. Наверное, сейчас это было не важно - нужно было спасать детей.


Ночь на даче была напряжённой. Никто не смог уснуть. Кольман не мог думать ни о чём, кроме отца и их будущего, и эти мысли не давали ему покоя. За эту ночь он сильно повзрослел, превратившись из мечтательного мальчика в юношу. Мысли его теперь были совсем недетскими: он думал о том, что будет с ними теперь. Но судьба уже решила всё за них.




https://i.*******/CQfLB.png​


…Офицера вывел из раздумий запах еды – его заказ был подан. Поблагодарив официанта, он долго смотрел на поднос, очевидно, снова вернувшись в раздумия. Наконец, голод стал уже нестерпимым, и он приступил к еде, не отвлекаясь от своих мыслей, которые всё ещё были там, на его умирающей Родине…


Как только стало светать, семья, не спавшая всю ночь и напрягая все оставшиеся силы, загрузилась в броневик и он покатил по большой трассе дальше на юго-восток – к Дурбану. Позавтракать толком не успели, да и о еде никто не думал - нужно было успеть на корабль, отходивший в полдень.

Как и сказал майор, Вильгельмина не стала ждать вестей и сосредоточилась на спасении детей. Если бы они не успели сейчас, после этого выбраться для них было бы большой удачей.
Но они успели. Прибыв в Дурбан за два часа до отправления они попрощались с офицерами и, оставив их проводить себя взглядом, взошли на борт судна. Судно имело многозначительное название – «Утренняя звезда». Это был большой и красивый океанский лайнер, рассчитанный на несколько тысяч пассажиров. Их каюта была далеко не самой дорогой, но это их тогда совершенно не волновало.
Для того, прежнего Кольмана, это плавание стало бы самым настоящим счастьем: плавание длительностью в 11 дней, на другой континент! Тогда для него это было мечтой. Тогда, но уже не сейчас. Судьба отца и благополучие семьи - вот о чём думал он, глядя на удалявшийся родной берег. Ради отца и семьи он был готов на всё.


18 апреля 1993 года, спустя 11 дней после выхода из Дурбана «Утренняя звезда» причалила к одной из пристаней в порту Нью-Йорка. Ещё при приближении к гавани Кольман, поглаживая Шерхана, внимательно вглядывался в возникшие на горизонте башни Манхэттэна, статую Свободы. Он смотрел на эти такие величественные и такие чужие берега и думал о своём новом… Доме? Он ещё не знал, сможет ли эта страна стать ему Домом. Но также он понимал, что вернуться на родину он сможет ещё очень нескоро; однако должен будет вернуться: он должен знать, как погиб его отец. Или, быть может, он спасся?..

- Нет, не важно,
вслух проговорил Кольман, встряхнув головой и стараясь отмести от себя эти мысли.

Сейчас ему было легче считать отца погибшим. Нет, он не потерял надежду. Он просто старался не думать об этом. Мысли о том, что отец жив и что он сейчас где-то там, за тысячи миль… Сейчас было не время. Ему нужно было сосредоточиться на другом. Его ждали новая страна, новые люди, новые порядки. Он знал, что впереди будет ещё немало испытаний.


Дежурное «Welcome to the United States», брошенное мрачным офицером иммиграционной службы, ознаменовало собой начало нового жизненного этапа для всей семьи Крэмницей. С этого момента им приходилось жить по-новому: говорить на новом языке, жить по новым законам, привыкать к местным нравам (или отсутствию таковых). Здесь чёрные жили наравне с белыми и слово «апартеид» не было знакомо местным. Впрочем, новоиспечённые иммигранты были только рады этому.
Дальше - поиск отеля на первое время, регистрация в местном офисе INS (Immigration and Naturalization Service, Служба иммиграции и натурализации), поиск жилья.
С намерением узнать, сколько ещё они смогут прожить на эту карточку, Вильгельмина пошла к ближайшему банкомату. Увидев цифру «90.000» на экране, она, уже неспособная проронить слезу, просто стояла и молча смотрела на неё. Фредрик положил на этот счёт все их сбережения...

С этого момента начались трудные первые месяцы новой жизни. Крэмницы арендовали половину дома в Бруклине, районе Мэрин-парк, по восточной 37-й улице. Кольман, Хендрик и Одилия, достаточно владеющие английским (один из официальных языков ЮАР, к слову), пошли в школу, а Вертехард, всё это время больше занимавшийся боевыми искусствами, нежели языками, занялся усиленным его изучением.
Вильгельмина, подтвердив свой диплом, устроилась на работу в New-York Community Hospital, располагавшийся в соседнем районе. Руководство больницы, убедившись в её квалификации, установило ей хорошую ставку, и деньги с карточки она решила оставить на детей.
В школе ребята поначалу имели постоянные конфликты с чёрными мальчишками. Те, узнав, откуда они прибыли, сразу начинали задирать парней словами «нацист», «расист», «снежок». Благо, всё ограничивалось лишь словесными перепалками да косыми взглядами. Вскоре эти конфликты практически прекратились, так как общительный Хендрик сумел установить хорошие отношения почти со всеми, а с теми, с кем не сумел он, сумел Вертехард, как только закончил изучение английского.
В школе Кольман, как и раньше, учился с интересом. Одно изменилось: с этого момента он присоединился к Вертехарду и они стали вместе ходить в спортзал и секцию по рукопашному бою. Кольман всеми силами стремился наверстать упущенное. Он занимался, казалось, всё время, когда не читал. Это, безусловно, дало свои результаты, и уже спустя год тренировок Кольман заметно окреп. Помимо физических упражнений, они стали ходить в тир. Стрелок из Кольмана на этом этапе получился средний, но он всё равно продолжал совершенствоваться.
Несмотря на всё это, Кольман по-прежнему любил учёбу и продолжал дальше осваивать немецкий и финский языки, которые начал учить с самого детства, а также занялся изучением военной истории. Особенно его, по понятным причинам, заинтересовали англо-бурские войны. В конце концов, его отец отлично разбирался и в языках, и в истории...
Значительную часть времени парень уделял изучению обстановки на родине. Он внимательно следил за новостями, читал аналитические статьи. Он хотел увидеть момент, когда сможет вернуться туда, чтобы узнать о судьбе отца.


Но до этого, однако, было ещё далеко.




https://i.*******/CQfLR.png​


…Сделав крайний глоток лимонада, офицер, оставшийся довольным лёгким перекусом, не спешил покидать закусочную. Ночь сегодня была на редкость спокойной: рация практически молчала. Воспользовавшись моментом, он попросил официанта принести чашечку чая – ведь не сидеть же просто так! Мимо пронёсся юнит EMS – жизнь в городе по-прежнему шла.

- Успеть бы допить чаёк... вслух проговорил офицер, немного снизив громкость на своей рации.

Вскоре его мысли вновь вернулись назад, уже в молодость…


Для получения гражданства у семьи Крэмницей было два пути: либо прожить в стране достаточное количество времени, либо отслужить в армии. Вильгельмина, Хендрик и Одилия, понятно, выбрали первый способ. Но Кольман, как и Вертехард, пошёл по другому пути. Первый - потому что хотел стать похожим на отца (тот служил в армии и даже бывал в Анголе в конце 70-х), а второй - потому что с детства шёл по нему.

Был солнечный июньский день 1998 года. Два брата стояли на пороге вербовочного пункта. Позади остались боль, слёзы, дальняя дорога, начало новой жизни. А впереди… Кто знает, что их ждало там, за этим порогом.

- Как бы там ни было, вспомни, что говорил отец: надо быть сильными,
решительно говорил Вертехард, глядя на пребывавшего в раздумьях Кольмана.


Кольман, наконец выйдя из раздумий, кивнул ему с той же решительностью в глазах.

- Сделаем это.

Два брата одновременно переступили порог и этим закрепили принятое решение. Мать не стала их отговаривать, так как прекрасно знала, что из этого ничего не выйдет.

- Если они так решили, то так тому и быть,
говорила она Хендрику.

Оба брата выбрали морскую пехоту, и обоих направили служить в 7-й полк 1-й дивизии морской пехоты - но в разные батальоны: Вертехарда – в 1-й, а Кольмана – во 2-й.

7-й полк базировался на военной базе «Twentynine Palms», в городе Ньюпорт, штат Орегон. Ньюпорт – маленький городок в живописнейшем месте на западном побережье США. Население на тот момент – 9.000 человек. Тогда, пожалуй, только расположенная в этом месте военная база придавала ему то значение, которое он имел.
Но Кольману было не до местных красот.



https://i.*******/CRUafl.jpg

Рекруты морской пехоты. Тренировочный лагерь базы "Twentynine Palms", 1998 год.


Учебная программа длилась 6 месяцев. За это время из новоприбывших рекрутов должны были сделать отлично подготовленных солдат, способных выполнять боевые задачи в любых метеоусловиях и в любой обстановке.
Методы были соответствующими; нагрузки были такие, что из тридцати человек учебной группы, в которую определили Крэмницей, до конца программы не дошли девять: шестеро ушли по собственному желанию, а ещё трое были исключены. Сержант не щадил никого: малейшая оплошность – пятьдесят отжиманий, слово не по уставу - столько же кругов вокруг казармы. Сложно представить, что ждало рекрута при грубом нарушении устава. К концу дня солдаты буквально валились с ног. Не каждый мог выдержать такое. Но Кольман выдержал.
Трудности лишь закаляли его, заставляя всё упорнее и упорнее двигаться к цели. Несмотря на всё возраставшие с каждым разом нагрузки он, помня о словах отца, не сбавляя оборотов, продолжал месяц за месяцем, день за днём приближаться к поставленной цели.

Наконец, 11 февраля 1999 года состоялось подписание контракта, ознаменовавшее собой начало следующего для Кольмана жизненного этапа. На службе он зарекомендовал себя как надёжный человек, которому можно доверять и который ни на кого не станет "стучать". Благодаря этому он установил хорошие отношения со всеми в своей роте, но близких друзей старался не заводить. Ему было лучше одному. Лейтенант Эверсон - командир взвода, в котором служил Кольман, - как-то спросил его об этом, но тот лишь отмахнулся. Кольман был уверен, что одному ему будет легче.

В результате хорошей службы, к концу его четырёхлетнего контракта – то есть к 2003 году – Кольман, уже будучи капралом, получил гражданство США. Он не стал отказываться от южно-африканского, так как законы США позволяют двойное гражданство. Его мать, братья и сестра к тому времени уже тоже получили заветный паспорт, и таким образом семья Крэмницей, потеряв свой дом, смогла вновь обрести его здесь, за океаном.

Отдыхая после очередного дня службы, Кольман вспоминал, как он, ещё тринадцатилетний мальчик, стоя на палубе круизного лайнера вместе с сидящим рядом Шерханом, с недоверием вглядывался в громады небоскрёбов на горизонте. Тогда он даже не мог подумать, что когда-нибудь, много лет спустя, сможет назвать эту страну Родиной.


- А дома чай всё-таки был отменный… – печальным тоном сказал сам себе офицер и неожиданно обнаружил, что сделал это на родном африкаансе.

- Простите, это ведь голландский язык? – заинтересованно спросил неожиданно появившийся с чашкой чая официант.
- Да... не берите в голову. Спасибо, – мотнув головой, ответил офицер и кинул в чашку кубик сахара.

- Ну, ладно, – несколько разочарованно промолвил официант и удалился на кухню.
 
Последнее редактирование:

Mr. Alexys

Непостоянный пользователь
Проверенные
Сообщения
423
Реакции
469
https://i.*******/CQfLX.png


https://i.*******/CRCVV.png

!Дисклеймер!

Изложенное далее по тексту является выдумкой автора, основанной на действительно происходивших исторических событиях. Просьба не считать это сколько-нибудь авторитетным источником информации об упомянутых событиях.
(Названия упомянутых подразделений, тем не менее, совпадают с таковыми у их реальных прообразов, действительно участвовавших в упомянутых боестолкновениях.)


…Офицер помешивал чай, и взгляд его коснулся официанта. Тот сидел на кухне и тоже что-то пил. На вид ему было лет двадцать пять. Смуглая кожа и неевропейские черты лица выдавали в нём иммигранта. «Наверное, араб» - подумал офицер. И вправду, его акцент очень походил на арабский. Офицер стал размышлять о том, что могло привести того сюда, в чужую страну, за тысячи миль от дома, и мысли его вновь невольно перенеслись в прошлое…


Как только стал подходить срок окончания контракта, перед Кольманом встал вопрос: что дальше? С одной стороны, он мог пойти учиться, найти работу, создать семью… С другой, за годы, проведённые здесь, армия уже стала его домом. Что ждало его там, во внешнем мире? Кем он станет? Археологом? Сейчас он уже не мог представить себя в этой роли. Так кем же? Здесь, в армии, всё было предельно чётко и ясно. Кольман имел хорошую репутацию среди командования и сослуживцев, хорошие условия службы.
Так как он всё это время практически не тратил зарплату, на его банковском счету уже к окончанию первого контракта скопилась неплохая сумма. А копить ему было на что: он по-прежнему не оставлял мысли однажды поехать на родину, чтобы узнать о судьбе отца. Сейчас это было его единственной целью.
Разумеется, Кольман знал об осложнении обстановки на Ближнем востоке и о том, что США всё более наращивает своё военное присутствие в регионе. Он прекрасно понимал, что эта война не обойдёт стороной и его, но решение своё менять был не намерен. Однажды, командир отделения сержант Йенс спросил его:

- А смерти не боишься?
- Не больше, чем боялся её мой отец.


Вопреки его ожиданиям, их батальон – единственный из всего 7-го полка – не принял участия во вторжении в Ирак и был оставлен в резерве на острове Окинава, готовый в любой момент выдвинуться в зону конфликта.
Этот остров находится в составе архипелага Рюкю, в семистах милях к югу от основных японских островов. Во время Второй мировой войны здесь состоялось последнее и самое кровопролитное сражение между американскими и японскими войсками, и с тех пор здесь был постоянно размещён американский контингент.
За те четыре месяца, что их батальон провёл здесь, Кольману так ни разу и не выдалось покинуть базу. В ответ на просьбы солдат, командир роты капитан Кинсли лишь напоминал им, что батальон находится в боевой готовности и приказ о погрузке в самолёты может быть получен в любой момент. Приходилось довольствоваться тем, что было видно из-за ограды. Впрочем, Кольман не жаловался: ведь не на экскурсию он сюда приехал, в конце концов.

В июле 2003 года, так и не отправившись в Ирак, батальон вернулся домой.

Но ждать пришлось недолго.
Ранним зимним утром 13 февраля 2004 года всему личному составу батальона было приказано построиться на плацу. Командир батальона, лейтенант-полковник Кавински, с трибуны обратился к строю:

- Морпехи! Как вы знаете, обстановка на Ближнем востоке - и в Республике Ирак в частности - остаётся достаточно напряжённой. Те силы, что уже задействованы там, не справляются с ситуацией. По этой причине Совет национальной безопасности принял решение увеличить контингент, действующий в этом регионе. Наш батальон вместе с ещё рядом частей отправляется выполнить свой долг и внести свой вклад в дело обеспечения безопасности нашей великой страны и всего мира, раз и навсегда покончив с террористической угрозой. Весь свободный мир надеется на нас. Если не справимся мы, то завтра они придут в наши дома, захватят в заложники наши семьи, будут насиловать, грабить и убивать. Мы не можем допустить этого. Страна возложила на нас эту миссию, так выполним же её с честью!

После всеобщего ликования, он продолжил:

- Скажу прямо: вернутся не все. Но каждый из вас знал, на что шёл. Настоящий морпех никогда не отступает даже перед лицом смерти, так не отступим и мы! Ready for all, yielding to none!

- Ready for all, yielding to none!*
воодушевлённо ответили солдаты.


*девиз 2-го батальона (англ. Готовы ко всему, уступаем – ничему!)

Волнению не было предела. Наконец-то их отправляют в бой! Кольман внешне старался выглядеть спокойным, но внутри ощущал то же, что и его сослуживцы. Он думал о том, что ждёт его там, в пустыне. Вернётся ли он оттуда? Если вернётся, то каким?.. Несмотря на все вопросы, страха он не ощущал. Он всегда представлял, как отец наблюдает за ним, за его действиями, словами, и желание быть равным ему не оставляло в нём места для страха.

Наконец, наступило утро 15 февраля 2004 года – дня отправки. Все были в приподнятом настроении. Один только капитан Кинсли, ветеран «Бури в пустыне», явно испытывал какие-то терзания. Он вновь и вновь ходил по расположению роты, разговаривал с бойцами. Капитан не разделял всеобщего воодушевления.
Вскоре солдаты уже стояли в строю напротив колонны грузовиков. Лейтенант-полковник Кавински произнёс короткую речь, которую никто толком не запомнил, и капитан Кинсли отдал приказ своей роте грузиться по машинам. Путь до аэродрома занял около часа. Затем снова строй, и наконец погрузка в самолёты.
В этот момент Кольман понял, что это будет его первый в жизни полёт. C-17 был не самым удобным для столь дальних перелётов самолётом, но в армии жаловаться не приходилось. Полёт прошёл с двумя дозаправками: в штате Мэриленд и на авиабазе Шпангдалем, Германия. Наконец, вечером 16 февраля самолёт Кольмана совершил посадку на авиабазе Али Аль Салем, Кувейт.
Полёт занял больше суток, и к моменту приземления все солдаты были смертельно уставшими. Мало кому удалось поспать в самолёте, и перед марш-броском в Ирак им дали сутки на отдых.

На рассвете 18 февраля батальон в походной колонне начал выдвижение к иракской границе. Марш-бросок к месту дислокации в провинции Аль-Анбар занял двое суток.
Всё это время Кольман, будучи оператором пулемётной установки своего «Хамви», любовался завораживающими разум видами иракской пустыни и, когда колонна проходила через очередную деревеньку, ловил на себе порой радостные, порой любопытные, а порой полные ненависти взгляды местных жителей. И последних, как ему показалось, было больше.
Жара стояла несусветная. Подобный марш по пустыне в полном обмундировании был самым настоящим адом. Благо, колонна по пути сделала несколько остановок на базах Коалиции, во время которых солдаты могли отдохнуть от изнуряющей жары в зданиях, оборудованных кондиционером. Наконец, 20 февраля, спустя двое суток после начала движения колонна прибыла в Camp Fallujah.

Здесь Колман провёл непростые пять месяцев своей жизни. К моменту его прибытия ситуация в Фаллудже была крайне напряжённой. Американские войска практически потеряли контроль над городом, который перешёл к суннитским повстанцам. Все попытки восстановить его не увенчались успехом, и в апреле 2004 года руководство коалиционными силами в Ираке приняло решение о проведении крупной войсковой операции.

Утром 4 апреля личный состав 2-го батальона был построен на плацу базы в полном обмундировании. Командующий, лейтенант-полковник Кавински, обратился к солдатам с короткой речью:

- После многомесячных боёв, пользуясь малочисленностью и нерешительностью наших войск, противник фактически взял Фаллуджу под свой контроль. Из соображений недопустимости существования подобного очага сопротивления командование приняло решение о проведении операции по зачистке города. Наш батальон в составе сил 1-й дивизии морской пехоты сегодня в обед выдвинется к городу с запада и блокирует мосты через Евфрат. На следующий день, после окончания артподготовки мы начнём зачистку. В этом нас будут поддерживать камрады из 82-й и 101-й воздушно-десантных, 1-й пехотной, 10-й горной дивизий, а также 555-я и 492-я истребительные эскадрильи, которые будут осуществлять поддержку с воздуха.

Как вы можете судить по размеру привлекаемых сил, командование возлагает на нас большие надежды. Силы повстанцев тоже далеко не маленькие, но на нашей стороне мужество, доблесть и бесстрашие, которые, вкупе с техническим превосходством, сотрут их в порошок! Сделаем это, парни! Ready for all, yielding to none!

- Ready for all, yielding to none! отозвался строй.

Как и тогда, перед отправкой, нервы у всех были на пределе. Кольман не был исключением. Он отправлялся в свой первый бой, да и в какой бой: 2.200 солдат поддерживаемые артиллерией и двумя истребительными эскадрильями против 3.000 – 4.000 повстанцев. Неделя обещала быть нелёгкой.

После окончания речи, капитан Кинсли отдал приказ своей роте грузиться по машинам. Колонна стояла ещё минут двадцать – шло согласование деталей операции. Наконец, офицеры заняли свои места в машинах, и колонна тронулась. Рота Эко вскоре отделилась от неё и направилась к своей цели - мостам через Евфрат.
Ей предстояло непосредственно осуществлять их блокирование, в то время как остальная часть батальона расположится западнее, готовая в любой момент оказать поддержку. Весь сегодняшний день город должен был утюжиться артиллерией и авиацией, а завтра на рассвете батальон должен был перейти реку и начать зачистку.
Прибыв к большому Южному мосту, морпехи развернули машины поперёк дороги и принялись внимательно следить за подходами со стороны города. Через пару минут где-то вдалеке загрохотали десятки артиллерийских орудий и их снаряды, проносившись над головами солдат, один за другим падали где-то в городе, поднимая столб дыма. Вскоре над головой с бешеным рёвом пронеслось звено истребителей, обрушив на город град ракет, затем ещё одно. Вся эта канонада, сливаясь с криками, доносившимися из города, образовывала собой ужасную какофонию.
К концу дня город был объят пожаром. На фоне ночного неба это выглядело завораживающе и ужасающе одновременно. Пожалуй, ни один человек, однажды увидев такое, никогда не сможет это забыть.
Ночью морпехи дежурили по очереди, сменяясь раз в три часа. Взводу Кольмана выпало дежурство перед самым рассветом, и он мог наблюдать восход солнца на фоне руин всё ещё пылающего города.

- Ну как тебе наш способ установления демократии?
с лёгкой иронией спросил лейтенант Эверсон.
- Не думаю, что они после этого её полюбят,
ответил Кольман, не отрывая взгляда от руин.
- Наверху думают иначе,
опустив голову, задумчиво сказал лейтенант и после недолгого молчания добавил:
- Примерно через полчаса выдвигаемся. Будь готов.
- Как скажете, сэр,
ответил сквозь мысли Крэмниц.

В этот момент у него в голове впервые начал зарождаться вопрос: зачем? За что он будет здесь воевать? Против кого?..

Он резко встряхнул головой.

- Не лучший настрой перед боем...

Как и сказал лейтенант, через 30 минут обстрел прекратился и поступил приказ войти в город. С самого восхода солнца над городом был слышен гул AC-130 – самолётов непосредственной огневой поддержки, готовых по запросу с земли превратить в руины любую указанную цель. Построившись в боевой порядок, морпехи, поддерживаемые «Хамви» и БТР LAV-25, начали продвижение через мост.
Стоило им сойти с моста, как по ним из окон уцелевших зданий был открыт шквальный огонь. Морпехи немедленно рассредоточились по разным сторонам улицы. Выстрелом из РПГ был подбит один LAV.
Несмотря на поддержку AC-130, к обеду они смогли продвинуться только на 150-200 метров, потеряв два «Хамви», один БТР и четырёх морпехов убитыми и были вынуждены занять круговую оборону. Когда напор стал слишком сильным, капитан Кинсли приказал своей роте отступать к мечети, располагавшейся недалеко от моста.

- Ведь это для них священное место!
стараясь перекричать выстрелы, крикнул лейтенанту Кольман.
- Если хочешь сдохнуть на этом перекрёстке, оставайся здесь! Если же нет, бегом к мечети!
прокричал в ответ лейтенант Эверсон, одновременно сделав несколько выстрелов в сторону всё прибывавших повстанцев.
- Да, сэр!
покорно ответил капрал Крэмниц после секундного колебания и вместе со своим взводом короткими перебежками начал отходить в сторону мечети.

Закрепившись, морпехи провели здесь весь оставшийся день и ночь, будучи в полном окружении. Из-за значимости этого места повстанцы не стали штурмовать его. Они блокировали окружённых и надеялись взять их измором, пресекая любые попытки прорыва.
Кольман не смог уснуть в ту ночь. Он ходил по мечети, осматривал её, погрузившись в размышления. Где-то вдалеке слышались выстрелы и разрывы. Воспоминания о событиях прошедшего дня, о трупах убитых товарищей и попадавшихся тут и там трупах гражданских, о том, что сейчас они ради своего собственного спасения по сути наплевали на культуру тех, для чьего блага, как говорил командир, они сюда прибыли - всё это вызывало в нём странное противоречивое чувство. Чувство... вины?

Внезапно, Кольмана вывел из размышлений голос лейтенанта.

- Не спится?

Немного смутившись от его внезапного появления, Кольман отрицательно покачал головой.

- Понимаю...
Лейтенант вздохнул.
Севернее нас роты Фокс и Гольф вместе с 24-м полком смогли продвинуться к городскому парку. Завтра они попытаются прорваться к нам. Мы, в свою очередь, будем прорываться навстречу. Думаю, всё должно получиться.
- Будем на это надеяться,
отстранённо ответил Кольман.

Воцарилось недолгое молчание.

- Ладно, я пойду. Надо ребят проверить. И, Кольман...

Лейтенант положил руку на его плечо.

- Не думай об этом слишком много. Твоя задача на войне - выжить. Этими мыслями ты только делаешь себе хуже и уменьшаешь свои шансы. Поверь мне, самый страшный враг человека - это он сам. Накручивая себя, ты сам же себя ослабляешь. Твоя задача - выполнить приказ и остаться в живых. Думают пусть те, кому это поручили делать. Это нужно не для того, чтобы сделать из тебя послушное мясо, а для того, чтобы защитить твою психику. Она и так испытывает колоссальное давление, а своими мыслями ты его только многократно усиливаешь. Иными словами, стань пофигистом. Не думай о войне. Старайся думать только о чём-то позитивном. Знаю, звучит странно, и будет очень сложно по началу, но пойми: это необходимо. Иначе вернёшься домой психическим инвалидом, если вообще вернёшься. Понимаешь?

Кольман одобрительно кивнул, обдумывая его слова.

- Советую отвлечься на что-нибудь. Я видел там парни в картишки перекидываются. Думаю, они не будут против, чтобы ты к ним присоединился.
- Спасибо вам, сэр,
- искренне поблагодарил Кольман лейтенанта, глядя тому в глаза.
- Держись, капрал. Прорвёмся,
- весело ответил лейтенант, похлопав его по плечу.

Карточная игра действительно помогла парню отвлечься от дурных мыслей. Несмотря на то, что игрок из него получился посредственный, он особо и не стремился к победе. Он просто хотел отключиться от реальности и насладиться приятной атмосферой, царившей среди играющих. Вскоре всех уже стало клонить в сон.

- Ладно, парни. Завтра тяжёлый день, давайте на боковую.

Устроившись на полу возле одной из колонн, где уже разместились несколько бойцов, и подложив под голову рюкзак, Кольман мгновенно провалился в сон.

На рассвете началась часовая артподготовка позиций повстанцев. Кольману уже начало казаться, что она длится целую вечность, как вдруг с севера послышались выстрелы. Капитан отдал приказ к прорыву. Прикрываясь броней БТРов и стенами развалин, морпехи начали медленно продвигаться на север, навстречу своим товарищам. По ним со всех сторон вёлся шквальный огонь.

- РПГ на два часа, второй этаж!
крикнул Кольман, заметив силуэт стрелка в окне.

Морпехи открыли шквальный огонь по этому месту, и вскоре стрелок уже лежал без движения.

- Отлично! Глядите в оба!
послышался голос лейтенанта.

Они продолжали метр за метром продвигаться на север, всё больше приближаясь к прорывающимся навстречу товарищам. Неожиданно, раздался мощный взрыв, через пару секунд ещё один.

- Миномёты! Всем быть осторожнее!

Инстинктивно пригнувшись, морпехи продолжали движение. Внезапно, один из этих взрывов раздался прямо позади Колмана. Взрывная волна едва не сбила его с ног. Послышался голос одного из солдат:

- Замыкающий БТР уничтожен!

Обернувшись, Колман увидел горящий остов БТРа и трупы трёх морпехов, лежавшие рядом. Ещё двое парней лежали на земле, посечённые осколками, но ещё живые.

- Подобрать раненых и убитых! Быстрее, парни!
скомандовал лейтенант.

Кольман, вспоминая слова лейтенанта и стараясь ни о чём не думать, побежал к одному из раненых.

- Опирайся на меня! Давай!

Помогая ему передвигаться, он дотащил его до одного из БТРов.

- Грузи его внутрь!
крикнул сержант.
- А если подобьют?!
- Тогда всё равно сдохнем вместе с ним, а так хоть сможем отстреливаться! Давай, грузи!


Загрузив раненого, Кольман помог другим морпехам дотащить остальных раненых и тела убитых до БТРов.

- Всё, двигаемся дальше!

Ещё несколько раз мины разрывались настолько близко к Кольману, что он ощущал на себе влияние взрывной волны. Из ушей текла кровь.

- Голова не кружится?!
спросил сержант, стараясь перекричать выстрелы.

Кольман отрицательно покачал головой.

- Отлично! Не дрейфь, капрал, сержантом будешь!
с улыбкой подбодрил тот.

Положительный настрой сержанта передался и Кольману. Несмотря на летающую в метре от него смерть, ему стало легче. Как и у любого человека, у него всё же был инстинкт самосохранения, который отключить было нельзя. Однако слова сержанта словно приглушили его, заменив чувством уверенности.

Вскоре прозвучали слова лейтенанта:

- Наши! Ускорим шаг, парни! Мы уже почти у цели!

Морпехи пошли с удвоенной скоростью и вскоре уже встретились с ротами Фокс и Гольф. Вместе они отошли к парку.

Закрепившись на этих позициях они и провели весь последующий месяц, так и не сумев продвинуться дальше.

Активная фаза боевых действий завершилась 9 апреля. К этому времени наступавшие, в результате напряжённых боёв и ценой потери 25 человек, смогли взять под контроль только 5 районов города из 17. За этим последовали три недели артиллерийских обстрелов, авианалётов и коротких вылазок с обеих сторон.
Наконец, 28 апреля, в результате переговоров между городскими старейшинами и американским командованием было заключено перемирие, по условиям которого американские войска к концу месяца должны были быть выведены из города, а контроль над ним передавался бригаде, сформированной из местных жителей. 30 апреля американские войска получили приказ начать отход из Фаллуджи.
Сформированная из местных бригада, однако, продержалась недолго и уже к середине лета прекратила своё существование, частью разойдясь по домам, а частью перейдя на сторону повстанцев.
Осенью начался второй штурм Фаллуджи, на этот раз завершившийся успехом, но Кольман участия в нём уже не принял.

После отхода из Фаллуджи его батальон вернулся в Camp Fallujah. Здесь Кольман и провёл в условиях относительного затишья оставшееся до конца командировки время, лишь периодически выезжая на патрулирование окрестностей. За это время с ним случилось лишь несколько коротких перестрелок, в результате которых был легко ранен его сослуживец.
В июле 2004 года их батальон в подавленном после неудавшегося штурма состоянии вернулся домой.

После возвращения из Ирака Кольману за хорошую службу предложили пройти программу подготовки сержантов. Он не стал отказываться от такого предложения и в августе того же года вновь отправился в тренировочный лагерь.
Спустя полгода теоретических и практических занятий, он успешно сдал необходимые тесты и в январе 2005 года нашил третью лычку на рукав своей униформы. Теперь он был сержантом - командиром отделения. Прибыв обратно в батальон, он принял искренние поздравления от сослуживцев - и особенно от сержанта Йенса.

- Видишь, я же говорил, сержантом будешь!
смеясь, говорил тот.
- Это вы меня сглазили,
отшутился Кольман.

В состав отделения, которым ему предстояло командовать, входило 9 человек: один капрал, два младших капрала и шесть рядовых. Все, за исключением капрала Гартинеза и младших капралов Уэбба и Нильермо, были из новобранцев, никогда не участвовавших в боевых действиях. Их то и предстояло обучать и наставлять новому командиру.
Кольман вполне справлялся со своей задачей и смог установить с новыми подчинёнными хорошие отношения, одновременно поддерживая высокий уровень дисциплины. Армия и война ещё больше укрепили его характер, прибавив к нему необходимые командиру настойчивость и проницательность. На полигоне его отделение хорошо справлялось с поставленными задачами и демонстрировало вполне хорошую подготовку. Его, разумеется, нельзя было назвать выдающимся командиром, но отделение под его командованием точно не пропало бы на поле боя.

В июле 2005 года, после годового отдыха батальон вновь был направлен в Ирак и вновь в район Фаллуджи. К этому моменту повстанческая активность в этом районе заметно снизилась, но заложенные на дороге фугасы и периодические обстрелы создавали опасность для патрулей. Несмотря на все меры предосторожности, в ходе этой командировки батальон потерял тринадцать морпехов.



https://i.*******/CRU85l.jpg

Патруль города. Фаллуджа, 2005 год.


В этот период Кольман впервые командовал своим отделением в боевых условиях и достойно справился с командованием; его отделение не потеряло ни одного человека, при этом приняв участие в нескольких перестрелках.
Спустя шесть месяцев, в январе 2006 года батальон вернулся домой.

После возвращения из этой командировки, весной 2006 года Кольман взял месячный отпуск и отправился к семье.
К тому времени семья Кремницей уже купила небольшой домик в городе Сан-Фиерро, штат Сан-Андреас. Этот город очень понравился Кольману. Сочетание красивой архитектуры, великолепных видов и огромного мегаполиса произвели на него вдохновляющее впечатление. Он полюбил его. Мать предложила ему купить домик здесь, но Кольман не согласился, так как не видел в этом смысла: он большую часть времени проводит на базе, и дом будет попросту простаивать.

- Так почему же тебе тогда не уволиться? Ты отслужил уже семь лет, участвовал в боевых действиях. Денег хватит надолго. Отучишься, женишься. Чего тебе эта армия?
начала переубеждать его мать.
- Двадцать шесть лет недавно стукнуло, мам, куда мне уже учиться? Да и нет у меня желания. После всего армия – единственное, что мне осталось.
- Ты себя не хорони раньше времени, сынок,
- продолжала настаивать мать. - В конце концов, в полиции, думаю, кадры тоже нужны.
- А какая разница, мам? Что армия, что полиция – всё война. Только там, в пустыне, ты хоть понимаешь, где свои, а где враги, а здесь? Мой опыт здесь не нужен. Это другая война.


Мать лишь покачала головой.

- Как же ты на Фредрика похож…
- Не надо про отца,
оборвал её Кольман.

Уже многие годы он думал о том, чтобы поехать на родину. Мысль разузнать об отце, хоть уже и приглушилась за эти тринадцать лет, но всё ещё оставалась значимой для Кольмана. Выбрать бы только время…

- Как там Хендрик, Одилия? Вертехард, насколько я знаю, в Ираке сейчас,
решил он отвлечься от этих мыслей.
- Да, Вертехард совсем недавно в Ирак уехал. Сержант уже, как и ты.
- Да, знаю. Мы с ним на одной базе служим ведь, хоть и видимся редко. Из него командир, небось, получше моего,
с лёгкой улыбкой сказал Колман.

Некоторое время они молчали.

- А Хендрик, Одилия?

- У них тоже всё нормально. У Хендрика дела идут в гору, дом купил в престижном районе. Ну, в том, что недалеко от «Джиззи». Одилия тоже вполне обеспечена, второго ребёнка ждёт уже.
- Ничего себе. Молодец, что сказать, с искренней улыбкой сказал Кольман.
- А ты?

- Что я?
- О семье не задумываешься?
- Да какая тут семья…
отмахнулся он.
- Рано или поздно же надо будет об этом задуматься,
продолжала настаивать мать.
- Не хочу жениться как попало. Если встречу – женюсь, нет – так буду холостяком. Мне рассказов парней о разводах, алиментах и прочей херне хватает.
После некоторой паузы, он добавил:
- Ты не подумай, я не стараюсь от этого самоустраниться, но разве тебе нужно, чтобы у твоего сына была такая семья?

Мать вздохнула. Несмотря на молчание, она была согласна с его доводами.

- Ладно,
после некоторой паузы, сказала она. Раз решил идти дальше, как шёл, я тебя отговаривать не буду. Взрослый уже, сам за свою жизнь отвечаешь.
- Всё будет хорошо, мам, не беспокойся,
обняв её, сказал Кольман.
- Наверное, ты прав,
тихо проговорила мать.

Они сидели так, казалось, очень долго, думая каждый о своём, пока мать, наконец, не нарушила молчание:

- Съезди к Одилии, уже шесть лет с ней всё-таки не виделись.
- Да, сам об этом подумал,
выйдя из размышлений, ответил ей Кольман. Она ведь рядом с Мэрией живёт, если не ошибаюсь?
- Так и есть. Сейчас напишу тебе точный адрес.
Мать встала, собираясь пойти за записной книжкой.
- Не нужно, мам, я запомню,
остановил её Кольман.

Повстречавшись с Одилией, он впервые увидел своего племянника, Генри, которому к тому времени уже был один год. Её муж, Кеннет Линденсон, хирург в Центральном госпитале Сан-Фиерро, показался ему крайне доброжелательным и образованным человеком. В душе Кольман был очень рад за Одилию. Он и сам надеялся когда-нибудь жениться, вырастить детей… Но всему своё время.

За этот месяц, что Кольман провёл в Сан-Фиерро, живя в доме матери, он успел объездить его вдоль и поперёк. Не сказать, что он смог бы проехать по нему «с закрытыми глазами», но изучил его уж точно не хуже, чем родной Питермарицбург. Он проехал по знаменитому мосту Гант, посмотрел практически все городские достопримечательности. Однажды он даже решил поехать за город, на гору Чиллиад, и с тех пор очень часто приезжал сюда, когда хотел о чём-то подумать, оставшись наедине с собой и ветром.
Но месяц этот пролетел достаточно быстро, и вскоре Кольман уже заходил по трапу на самолёт до Портленда, откуда его ждал автобус до Ньюпорта.

Потекли дальше дни службы. Изредка ежедневная рутина прерывалась учебными тревогами, проверками боеготовности, соревнованиями, которые иногда устраивало командование. Всё шло, как по накатанной, пока наконец не подошёл срок уже третей - и последней для батальона командировки в Ирак.
Как и следовало ожидать, их вновь разместили в уже знакомом им районе Фаллуджи, провинция Аль-Анбар. Война тут, к тому времени, уже превратилась в вялотекущий конфликт. Повстанцы, скрываясь среди местных жителей, периодически устраивали засады на патрули, теракты, обстрелы.
Однако командование, всё ещё тешившее себя надеждами покончить с ними, в июне 2007 года приняло решение о проведении совместной с иракскими войсками операции «Alljah» по зачистке Фаллуджи и окрестностей от незаконных вооружённых формирований. Суть операции сводилась к следующему: разделив город на сектора, установить при помощи блокпостов тотальный контроль над перемещением граждан; усилить патрули; проводить регулярные облавы и обыски в домах, отмеченных как подозрительные. Тем самым командование стремилось лишить повстанцев возможности свободно действовать внутри города и таким образом затруднить проведение терактов и нападений на патрули.

Взводу, в котором служил Кольман, под командованием всё того же лейтенанта Эверсона был отдан контроль над хорошо им запомнившимся Южным мостом, через который весной 2004-го они входили в Фаллуджу. Им был придан взвод иракской армии для взаимодействия с местными, так как никто из морпехов не знал арабского. Обычно вместе с иракцами к морпехам приставлялся и переводчик, но в этот раз командир иракского взвода, оказалось, неплохо знал английский, что облегчило коммуникацию.
Свой блокпост они установили у въезда на мост со стороны города. Дежурили, сменяясь по отделениям: одновременно дежурили одно отделение морпехов и одно отделение иракцев. Несмотря на это, основные силы обоих взводов всегда были рядом с блокпостом.
Отделению Кольмана было отдано время с шести часов утра до двух часов пополудни.



https://i.*******/CRVGel.jpg

Блокпост на Южном мосту. Фаллуджа, 2007 год.


Несмотря на сотрудничество, отношения с иракцами не складывались. Они смотрели на американцев, как на врагов, хоть и старались этого не показывать. Несмотря на это, работа до поры до времени шла нормально.
Однажды, уже ближе к концу одной из смен отделения Кольмана, через блокпост проезжал старик на стареньком ржавом пикапе. В кузове, прикрытом брезентом, были какие-то бидоны. Командир иракцев, как обычно, стал проверять у него документы, задавать какие-то вопросы. Наконец, спустя минут пять, он уже отдавал документы, как вдруг наблюдавший за всем этим Кольман уловил в глазах старика что-то подозрительное. Интуиция подсказала ему, что что-то с ним не так. Он дал сигнал своему отделению и подошёл к иракцу.

- Что он везёт?
- Молоко на рынок продавать. А что, что-то не так?
недоуменно смотрел на него солдат.
- Необходимо досмотреть груз. Не отдавайте ему документы,
приказал ему Кольман, вырвав их из рук иракца и дал парням сигнал перекрыть дорогу.
- Послушайте, вы что, с ума сошли? Это мирный старик! Оставьте его в покое!
вдруг вспылил тот.
- Нет, это вы послушайте. Если это мирный старик, то ему бояться нечего. Мы просто откроем бидоны, убедимся, что там молоко, и он поедет дальше.

- Может мы теперь каждого вам не понравившегося будем досматривать?
- Именно так и будем. Прошу вас не раздувать конфликт. Мы тут стоим не для того, чтобы спорить.

- Вас сюда вообще никто не звал! В глазах иракца заблестели искорки ненависти.
- Так, хватит вам уже!
оборвал его Кольман. Вы солдат или политик? Давайте уже покончим с этим и не будем задерживать очередь! и приказал парням:
- Досмотреть груз!

Несмотря на недовольные восклицания старика, морпехи начали снимать брезент, как вдруг командир иракцев позвал своих солдат. Собравшись вокруг машины, они стали всячески мешать морпехам проводить досмотр.

- Немедленно прекратите этот цирк!
раздражённо потребовал у иракца Кольман. Зачем вы раздуваете конфликт?
- Конфликт раздули не мы, я уже вам сказал! Оставьте старика в покое, или за последствия будете отвечать вы! перешёл на угрозы тот.
- Послушайте, вы! Если вдруг окажется, что в этих бидонах не молоко, а тротил, то погибнут невинные люди! Вы считаете, что можно это допустить?!
Колман постепенно повышал голос.
- Невинные люди не пострадают! Погибнут только виновные, которые принесли войну на нашу землю, убили тысячи ни в чём не повинных людей, превратили в руины целые города!
в порыве ненависти кричал иракец, бросая звериный взгляд на Кольмана.

Сержант Крэмниц хотел было ответить ему, но не мог найти слов. Он прекрасно понимал, что всё, что говорит иракец – правда, которую сержант видел собственными глазами. Кольман в его глазах – олицетворение захватчика, оккупанта. Но ведь он не хотел, чтобы всё было именно так! В самом начале ему говорили, что они несут на эту землю мир и порядок - демократию!..

- Катитесь вы все к чёрту! – в сердцах бросил Кольман и отдал парням приказ открыть дорогу.

- Сержант, сэр, вы что? Этот бедуин на вас накричал, и вы сдались?
возмущённо спросил у него капрал Гартинез.
- Ты же слышал, что он говорил. Неужто тут можно было что-то возразить?
откровенно ответил Кольман, которого очень сильно задели слова иракца, вновь подняв те мысли, которые он всё это время старался заглушить.
- Хотите сказать, что вы с ним согласны?
ещё более недоуменно смотрел на него капрал.
- А ты – нет?
посмотрев в глаза Гартинезу, спросил Кольман.

Тот отвёл взгляд и ничего не ответил. О чём он тогда думал? Что Кольман слабак? Что он поддался нажиму какого-то бедуина? Или же всё-таки он тоже задумался о том, зачем он здесь? Что несёт на эту землю? С кем воюет? Как бы то ни было, вскоре он написал заявление о переводе в другой полк и уехал домой.
Его место в отделении Кольмана занял капрал Эйден Малдер – весёлый, позитивный и немного легкомысленный афроамериканец, но эти качества тем не менее сочетались в нём с дисциплиной и необыкновенной силой - в первую очередь, силой воли. Они с Кольманом сразу поладили, так как Эйден, помимо своих уже упомянутых положительных качеств, был ещё и способным помощником.
Глядя на Малдера, Кольман лишний раз убеждался в верности жизненных взглядов отца.
- Действительно, как минимум фильм... вполголоса говорил он, наблюдая, как Эйден помогает рядовым разгружать свежедоставленные патроны.

Спустя несколько месяцев, в августе 2007 года их командировка подошла к концу и батальон вернулся домой.

После инцидента на мосту Кольман не мог выбросить из головы слова иракца. В нём начала созревать мысль об уходе. Несмотря на заявление командования о том, что уже начата подготовка к выводу войск коалиции из Ирака, Кольман знал, что помимо Ирака был ещё и Афганистан, боевые действия в котором вновь начали набирать обороты. Но может их туда не отправят?..

А пока Кольман колебался, уже наступил 2008 год. Ближе к весне командование дало понять, что батальон планируется отправить в Афганистан, тем самым положив начало возвращению морпехов в страну (до этого там были размещены только обычные армейские части). Так оно и получилось. В апреле был отдан приказ грузится в самолёты, и вскоре 2-й батальон впервые ступил на афганскую землю.
Несмотря на известие об отправке в Афганистан, Кольман всё ещё не мог принять твёрдого решения об уходе. За эти годы он привязался к армии, к своему отделению. Не так просто было отказаться от всего этого в пользу неизвестности. Привычная жизнь всё ещё перевешивала...
Афганские пейзажи значительно отличались от иракских - в первую очередь, рельефом местности: в отличии от ровной, как стол, иракской пустыни, здесь были горы, холмы. Растительности, однако, большей частью было так же немного, и солнце, от которого негде было укрыться, всё так же испытывало на прочность бравых морпехов.
Рота Кольмана была размещена в лагере недалеко от городка Musa Qala, в провинции Гильменд. К этому моменту ситуация здесь была очень напряжённой. Талибы вновь стремительно набирали силу и брали под контроль город за городом, район за районом. Батальон немедленно включился в тяжёлые бои, чем-то напоминавшие Фаллуджу, а порой и затмевавшие её. В ходе них батальон потерял 20 морпехов убитыми и 160 ранеными и был назван самым «ударным» во всём Корпусе морской пехоты в этом году.

Вечером 3 июня 2008-го года взвод лейтенанта Эверсона осуществлял патрулирование местности в районе городка Nawzad. Отделение Кольмана шло в авангарде. Морпехи уже подходили к городским стенам, как вдруг раздался мощный взрыв. Сразу после этого в их сторону полетел град пуль. Пришедший в себя Кольман укрылся за ближайшим камнем и стал отстреливаться в сторону вспышек. В огне сражения он почувствовал, как в его грудь вошла пуля, затем ещё одна, но в левую руку. Почувствовав адскую боль, прежде чем потерять сознание, он успел услышать:

- Сержант на земле…!

А дальше - забытье… ...Он со своими ребятами идёт по разрушенной улице Фаллуджи. Вокруг - ни души, всё объято огнём. Он шёл, внимательно осматривая улицу и кричал, словно стараясь найти кого-то:

- Парни, есть тут кто живой?! Отзовитесь!

Но ответа не было. Вокруг лишь огонь, воющий ветер и мёртвые развалины.
Неожиданно, у них на пути возникает маленькая девочка лет девяти, в оборванной и испачканной одежде. В её больших испуганных глазах, обращённых прямо на них, читается надежда. Она стоит и будто бы ждёт, что будет дальше. Вдруг, Кольман поднимает свой автомат и наводит на неё.

- «Я не хочу стрелять! Нет!»

Наведя автомат, он спустил курок...

…Внезапно, он проснулся, весь в холодном поту. Учащённо дыша, он оглянулся по сторонам и с облегчением убедился, что это был всего лишь сон. Он, с перевязанной грудью и гипсом на руке, лежал на койке в полевом госпитале. Судя по всему, уже было утро. Заметив неподалёку от себя санитара, он позвал его. Тот подошёл.

- Как себя чувствуешь, сержант?
спросил санитар, осматривая повязки.
- Нормально, наверное…
- ответил Кольман, всё-ещё учащённо дыша.
- Сон плохой приснился?
с лёгкой иронией спросил санитар.
- Типа того…
- ответил ему Кольман, постепенно нормализуя дыхание.
- Тут такое часто бывает.
- Где тут?
спросил его Кольман, ещё не до конца придя в себя.
- В госпитале, где же ещё.
Санитар закончил осматривать повязки. Точно нормально себя чувствуешь?
- Нормально,
стараясь сделать уверенный тон, ответил Кольман. Сколько времени я уже тут?
- Часов двенадцать, наверное. Тебя без сознания притащили, две пули из тебя вытащили и ещё осколок из ноги.
- А осколок то я и не почувствовал…
- сам себе сказал сержант. Погибшие есть?
- Да, несколько парней подорвались на мине, ещё несколько погибли во время перестрелки,
обыденным тоном ответил санитар.
- Из моего отделения кто-то погиб?
- Нет, только один тяжелораненый, но жить будет.
- Кто именно, не знаешь?
- Рядовой 1-го класса Мак… Грейс, кажется.
- Ясно…
Кольман вздохнул. Насколько серьёзно меня ранило?

- В груди пуля ничего особенного не задела, а вот в руке перебита кость, так что придётся пару месяцев с гипсом походить. На лице санитара отразилась лёгкая улыбка.
- Переживём…
тихо проговорил Кольман.
- Я тоже так думаю,
сказал санитар, вставая с койки. Ладно, мне надо работать. Если что нужно будет – зови.
- Как скажешь...
ответил ему Крэмниц уже сквозь мысли.

У него перед глазами стояли мёртвые развалины Фаллуджи, поглощаемые огнём и испуганные глаза маленькой девочки, смотрящие в дуло автомата.

«Всё, достаточно»
мысленно говорил себе сержант. «Хватит уже идти против себя».
Приняв наконец твёрдое решение, он стал думать: «Что дальше?». Первая мысль – поехать на родину.
«Да, так и сделаю. Хватит откладывать. С деньгами проблем не будет. …Паспорт только надо будет новый сделать, а то у этого срок годности подходит...».
Приняв это решение, Кольман надеялся найти окончательные ответы на свои вопросы. Кроме того, он хотел побывать на земле, на которой вырос, с которой был изгнан пятнадцать лет назад и на которую теперь так хотелось вернуться…

- Uit die blou van onse hemel, Uit die diepte van ons see…
вдруг запел Кольман слова знакомого с детства гимна.

Он представлял себе красивые и чистые улицы Питермарицбурга, их двор, маленького котёнка Шерхана, как он, Хендрик, Вертехард, Одилия и Шерхан играют вместе; он вспоминал ещё улыбавшуюся тогда мать, добрый и строгий взгляд отца.

- Скоро...
сказал он вслух.
 
Последнее редактирование:

Mr. Alexys

Непостоянный пользователь
Проверенные
Сообщения
423
Реакции
469
https://i.*******/CRDZj.png​


…- Oor ons ewige gebergtes
Waar die kranse antwoord gee… – еле слышно пел офицер, помешивая чай.

Он вспоминал своё детство, свой город, свой двор; он думал о том, что стало с тем, что он любил, и с тем, кого он любил. Несмотря на наличие ответов, он всё ещё не мог понять: за что? За что так поступили с его семьёй, с его домом? Ведь они никогда никому не делали зла, всегда были против угнетения… Почему? Зачем было рушить всё…?

Глянув на часы, он увидел, что сидит в закусочной уже полчаса.


- Подождут… – сказал он сам себе и, сделав глоток чая, вновь погрузился в воспоминания.


На дворе был июль 2008 года. После одного месяца в госпитале Кольман, получивший отпуск по ранению, уехал к матери в Сан-Фиерро. Он уже твёрдо решил, что не станет продлевать контракт, подходивший к концу в этом году и уведомил об этом командира батальона.
Приехав к матери, в один из вечеров он собрал у неё дома всю семью.

- Я решил ехать на родину,
начал Кольман, после недолгого молчания. Все эти годы я не был до конца уверен, что случилось с отцом. Я должен найти его могилу или, если он не был похоронен, хотя бы узнать, как он погиб. Если же он смог выбраться – я должен найти его следы. Необходимо наконец закрыть этот вопрос раз и навсегда. Это долг нашей семьи. ...И мой личный долг тоже.
- Я с тобой,
вдруг уверенным голосом сказал Вертехард.
- Я тоже,
поддержал его Хендрик.
- Я тоже поеду,
сказала вслед за ними и Одилия.
- У тебя грудной ребёнок, не забывай. Оставайся,
возразил ей Хендрик.

Одилия, осёкшись, молча кивнула, опустив голову.
Мать всё это время молча слушала разговор.

- Да поможет вам Бог,
- наконец, промолвила она.

Братья потратили на подготовку месяц. За это время нужно было сделать новые паспорта взамен истёкших, закончить неотложные дела, купить билеты на нужные рейсы. Ехать решили через Нью-Йорк, так как самолёты летали в ЮАР только оттуда. Точная дата выезда была назначена на 14 августа.

Месяц пролетел быстро, и, наконец, настал тот самый день. На часах было четыре часа утра. Кольман, заранее одевшись и перенеся свою небольшую сумку в коридор, ждал в гостиной приезда ребят, по обыкновению погрузившись в раздумья. Мать и Одилия тоже молчали. Лишь тиканье часов заполняло комнату.
Наконец, его вывел из размышлений автомобильный гудок. Захватив свою сумку, он, вместе с матерью и сестрой, не спеша пошёл к машине. Ребята стояли рядом с ней и о чём-то тихо разговаривали.

- В путь?
спросил Кольман, погрузив свою сумку в багажник.

Ребята кивнули. Они молча обнялись с матерью и сестрой. Во взгляде тех, обращённом на ребят, читалось только одно: вера. Большего было и не нужно. Не став долго прощаться, братья расселись по своим местам и тронулись в путь – на Родину.

Машина ехала по прибрежной улице Сан-Фиерро; слева был виден Пирс, чуть дальше – Банк, а где-то вдалеке виднелись мост Гарвер и мрачный силуэт Авианосца. Шёл проливной дождь.

- Дождь – это на удачу,
- сказал Хендрик, который вёл машину.
- Твои бы слова…
промолвил еле слышно Кольман, вглядываясь в панораму дождливого побережья.

Сейчас он старался ни о чём не думать – слишком много было тревожных мыслей «А что если…». «Не стоит загоняться»
говорил он себе. «Как будет – так будет».

До аэропорта добрались быстро - и как раз к началу посадки. Не потратив много времени на регистрацию и контроль, они уже шли по трапу к их красавцу Боингу 777 с красивой синей надписью «UNITED» на борту. В течение шести часов он должен был доставить их в Нью-Йорк.
Внутри самолёт был очень просторный – целых три ряда кресел. Они не стали скупиться и купили билеты в первый класс. Как и полагается для такого самолёта, удобства и обслуживание там были превосходные - идеально для длительных полётов.

Кольман, машинально пробегая глазами по страницам книги, не мог отделаться от тревожных мыслей. Он старался было сосредоточиться на чтении, но мысли вновь и вновь настойчиво возникали в голове. Кольман сделал несколько глубоких вдохов и попытался заснуть.

Из тяжёлого забытья его вывело сообщение стюардессы:

- Уважаемые дамы и господа! Скоро наш самолёт совершит посадку в международном аэропорту имени Джона Кеннеди. Пожалуйста, пристегните ремни, сложите столики и приведите спинки кресел в вертикальное положение. Благодарю за внимание!

Посадка была на удивление мягкой. Кольман не помнил, как они оказались возле гейта, на другом конце кооторого их ждал четырёхдвигательный гигант A340 их родной South African Airways. На его борту красовалась надпись «SOUTH AFRICAN», а на хвосте выделялся новый флаг ЮАР.
«Под новым флагом в новую страну»
подумал про себя Крэмниц.

Путь до Йоханнесбурга был неблизкий и занял почти пятнадцать часов. Полёт, начавшийся ближе к обеду, уже над Атлантическим океаном проходил ночью. Так как за окном ничего не было видно, Кольман опустил штору и вновь попытался заснуть. Но в этот раз тревога совершенно не оставила в нём места для сна.
«Как зелёный рядовой... Давай, соберись, сержант...» - говорил он себе, стараясь очистить голову. Наконец, он провалился в сон.

Утром следующего дня в иллюминаторе показалось побережье Африки.

- Уже почти на Родине,
послышался голос Хендрика, сидевшего рядом с ним.
- Какая она сейчас…?
спросил Кольман, не то у него, не то у себя.
- Увидим.

В восемь часов утра их самолёт совершил посадку в Международном аэропорту имени О. Р. Тамбо, Йоханнесбург. Выйдя из терминала, братья, спустя много лет, вдохнули воздух родной страны. Их ощущения невозможно передать. Ведь это страна, где они выросли! Это их дом! Их Родина! Непередаваемая радость сочеталась в них с усталостью и тревогой – они по-прежнему не знали, какие ответы ждут их здесь, и не будут ли они жалеть, что получили их. А вдруг…?
- «Надо перестать себя загонять, а то так кукухой можно поехать
говорил себе Кольман. Надо прокатиться по городу».

- Как насчёт того, чтобы проехать по городу? предложил он уже вслух.
- Только за,
ответил Хендрик. Отвлечёмся от плохих мыслей.
- Согласен,
- поддержал Вертехард.

Увидев стоящее в кармане такси, они направились к нему.

- Свободно?
спросил Кольман, наклонившись к пассажирскому окну.

На водительском сиденье сидел чёрный таксист, лет тридцати – тридцати пяти. Взгляд у него был хоть и доброжелательный, но немного странный: он словно просвечивал насквозь.
Окинув парней этим самым взглядом, он на мгновенье словно замер, однако быстро взял себя в руки и ответил странно доброжелательным тоном.

- Для вас – свободно.
- Только для нас?
с иронией спросил Кольман, садясь на переднее сиденье, и сделав вид, что не заметил странного настроения собеседника.
- Только для вас,
ответил тот, оставаясь совершенно серьёзным и «просвечивая» Кольмана своим взглядом.

Теперь уже Кольман с подозрением посмотрел на него, но почти сразу же отвёл глаза - не мог выдержать этого взгляда. Таксист, дождавшись, пока братья усядутся на свои места, тронулся к выезду из аэропорта.

- Но вы даже не спросили, куда мы едем,
поинтересовался Кольман, внимательно глядя на профиль таксиста.
- На ЖД вокзал, разве нет?
спокойным тоном спросил тот.
- Так и есть, но…
Кольман хотел было спросить, откуда он это узнал, но осёкся.
- Отлично,
невозмутимо сказал таксист, ведя машину в сторону центра города.

На удивление братьев, Йоханнесбург по-прежнему был так же красив, как и много лет назад. Да, город частично утратил свои европейские черты, но на улицах было чисто; качество дорог несколько убавилось, но по-прежнему оставалось на достойном уровне. Единственное, что ярко выделялось на этом фоне, это необыкновенно большое количество коренных жителей. Белых были единицы.

- В итоге всё, однако, встало на свои места,
говорил Вертехард, глядя на проходящие по улицам чёрные толпы.
- А иначе и быть не могло,
отвечал ему таксист, несколько сбавив доброжелательность в голосе. Как бы то ни было, но белые должны жить на своём континенте.
- Но раз уж так получилось, это ведь не значит, что нас, родившихся здесь, надо убивать целыми семьями,
парировал Вертехард.
- Я не хочу начинать спор, поэтому не буду вам говорить, какие преступления белые совершали против нас. То, что произошло в девяностые, это, конечно, более чем дико…
Здесь он сделал паузу. …Но понять этих ребят тоже можно.
- Всё, не будем поднимать эту тему,
оборвал разговор Хендрик.
- Разумно,
поспешил согласиться таксист.

Через некоторое время, проехав через весь город, он доставил их к ЖД вокзалу.

- Спасибо, господа. Удачных поисков. До встречи,
прежним странно доброжелательным тоном сказал таксист напоследок, приняв от Кольмана оплату.

- Он кто вообще: таксист или ясновидящий?
вслух задал этот вопрос Вертехард, когда они уже вышли из такси.
- Кто знает, кто знает...
задумчиво ответил ему Кольман.
- Очень странный тип…
тихо добавил Вертехард.

И вновь им повезло – они прибыли точно ко времени отправления экспресса до Питермарицбурга.

- Этот парень, похоже, точно знал время отправления,
предположил Вертехард.
- Но откуда он мог знать, куда именно мы направимся?..
спросил больше у самого себя Кольман.
- Ты его глаза видел? Такое ощущение, будто он всё о нас знал,
несколько нервно ответил ему Вертехард.

Кольман некоторое время молчал, задумавшись.

- Даже если так,
вдруг неожиданно твёрдым голосом заговорил он, это не меняет наших планов. Поторопимся! и удвоенными шагами направился к перрону.
- Режим робота активирован,
- с усмешкой сказал Вертехард.

Несмотря на внешнюю невозмутимость, Кольман по-прежнему думал об этом таксисте. Уж больно странно он на них смотрел, словно действительно всё знал. Таксист не выходил у него из головы всю оставшуюся поездку. Он думал, взвешивал, выдвигал теории и тут же опровергал их. С братьями он решил ничем не делиться, чтобы не придавать этому вопросу - который мог оказаться паранойей - чрезмерное значение. Сейчас приоритетным было другое, и он это знал.

Был вечер 15 августа 2008 года. Хендрик, Кольман и Вертехард стояли возле здания железнодорожного вокзала Питермарицбурга. Спустя пятнадцать лет, они стояли на улицах родного города - города, из которого они были вынуждены бежать под угрозой смерти; города, в котором они потеряли своего отца; города, который каких-то пятнадцать лет назад запомнился им горящим огнём ненависти и страданий, а теперь мирно живущий, как ни в чём не бывало. И уже не было на стенах граффити «Убей бура!», «Долой рабство!», «Смерть оккупантам!», не было изрешечённых камнями и пулями домов белых жителей – не было ничего, что могло бы напомнить о тех страшных месяцах и днях, о тех десятках жестоко убитых и белых, и, как ответ, чёрных семей, о той непримиримой ненависти, которая наполняла собой пространство в городе и вокруг него. Всё вокруг теперь было мирно и стабильно.

Братья решили дойти до своего дома пешком. Путь предстоял неблизкий – через весь город, но их это не пугало. Они хотели увидеть, каким он стал, их родной дом. Или, быть может, это только его тень…?

В отличие от Йоханнесбурга, улицы Питермарицбурга стали гораздо хуже. Дороги стали ужасными, повсюду был раскидан мусор, дома стали обшарпанными и блеклыми. Город стал серым, грязным и унылым. Идя через него, братья не могли скрыть своей печали. Это был не их город.

- Нет, это не мой дом, это грёбаная шоколадная помойка,
со злостью и разочарованием одновременно говорил Вертехард. Простите, ребят. Я против чёрных ничего не имею, но на это просто так смотреть невозможно.
- Да уж…
вздыхая, еле слышно промолвил Кольман.

Наконец, после долгой прогулки, братья вошли на знакомые с детства улицы. На горизонте показались знакомые дома, знакомые деревья… Ребята едва удерживались от того, чтобы не пустить слезу: здесь, под этими деревьями, рядом с этими заборами, они играли в таком далёком теперь детстве...
Вскоре, они дошли до одного из заборов. Он был не такой, как другие. Он был… родной. Это был их дом - дом, который более им не принадлежит, дом, в котором, возможно, погиб их отец. Это был он.

- Дом, милый дом… Как же долго мы не виделись…
с печальной ностальгией в голосе сказал Кольман, прикоснувшись к забору.

Поглаживая его, он вспоминал, как они играли здесь; как Хендрик однажды сильно поранил ногу, и ребята по очереди тащили его домой. Столько воспоминаний проносилось перед его глазами - и хороших, и не очень.

- Похоже, там кто-то живёт!
вывел всех из размышлений Хендрик, вглядывавшийся в окна.

Кольман подошёл к калитке и позвонил в звонок. Ответа нет. Он позвонил ещё раз. И вновь никаких признаков жизни.

- Похоже, там никого н-

Вдруг, Кольман услышал шаги за забором. Через минуту калитка отворилась, и перед ними возник человек. Это был зрелый чёрный мужчина, на вид лет сорока, с серьёзным и даже несколько холодным взглядом. Выглянув и увидев ребят, он некоторое время удивлённо разглядывал их. Кольман хотел было уже начать разговор, как вдруг тот опередил его.

- Входите.

Он сказал это так, словно, ему не нужны были объяснения, кто они, и зачем прибыли. Ребята, несколько удивившиеся неожиданной гостеприимности незнакомца, вошли вслед за ним во двор. Оглядывая родные места, они с удивлением обнаружили, что двор практически не изменился. Всё тот же дом на дереве, те же фигурки гномов и павлинов, та же детская площадка. Похоже, новый хозяин поддерживал дом таким, каким он его принял и не хотел ничего менять.
Они вошли в дом. Дома обстановка изменилась несколько больше, но в целом они не чувствовали себя так, словно они здесь чужие; вещей только прибавилось.
Мужчина пригласил их присесть в гостиной и сам расположился в одном из кресел. Некоторое время они просто молча глядели друг на друга. Наконец, Кольман решил заговорить первым.

- Вы, я так понимаю, новый хозяин этого дома?

Мужчина некоторое время смотрел на него, прежде чем спросил:

- А вы – старые?..

Кольман кивнул.

- Понятно…
- несколько обеспокоенно проговорил тот.
- Как давно вы здесь живёте?
внимательно глядя на незнакомца, спросил Кольман.
- Давно,
- неопределённо ответил тот.
- Сколько именно? Поймите, для нас это важно.
- Чем это может вам помочь?
избегая взгляда братьев, уходил от ответа незнакомец.
- Как ваше имя?
решил не давить на него Кольман.
- Называйте меня… Алекс. А ваше?..
по-прежнему выглядел беспокойным тот.
- Как скажете, Алекс. Я – Кольман Крэмниц, это – Хендрик и Вертехард, тоже Крэмницы
представил братьев Кольман. Каким образом этот дом достался вам? Вы знали предыдущих хозяев?

Тот задумчиво глядел на ребят, не произнося не слова.

- Сэр, поймите, мы не имеем каких-либо злых намерений, мы разыскиваем отца. Он, возможно, погиб здесь много лет назад. Знаете ли вы что-нибудь?

Алекс продолжал молчать. По его виду было видно, что он колебался. Кольман решил помолчать, ожидая, что тот будет делать. Они просидели так около минуты. Наконец, Алекс неуверенно спросил:

- Вы… хотите найти отца?
- Да,
твёрдо ответил ему Кольман.
- Вы намерены мстить за него?
прямо спросил тот.
- Есть, кому мстить?
внимательно смотря в глаза Алексу, спросил Кольман.

Тот отвёл глаза и уставился в пол.

К этому моменту Кольман уже всё понял. Он понял, почему этот человек так хочет узнать ответ на этот вопрос, почему в его глазах еле-еле читаются огоньки страха. Он понял, почему тот так странно себя с ними ведёт. Ведь он понял, кто они!

- Если они признают то, что совершили ошибку, если искренне раскаются в содеянном – нам не нужно мстить им,
глядя прямо в глаза Алексу, твёрдым голосом ответил Кольман.

Тот молчал. Он смотрел в глаза Кольману, словно, стараясь что-то в них прочитать. Наконец, он отвёл глаза, набрал в грудь воздуха и заговорил:

- Я был командиром того отряда, который пришёл сюда той ночью. Ваш отец…
Здесь он сделал паузу. – ...Он умер героем. Он тридцать минут не давал нам войти в дом и подстрелил нескольких наших. Но когда у него закончились патроны, он… У Алекса показались слёзы. Я искренне сожалею об этом. Я говорю это не потому, что боюсь смерти, а потому, что боюсь умереть непрощённым. Ваша семья никогда не желала нам зла, но тогда, пятнадцать лет назад, я не думал об этом, понимаете? Я был обыкновенным обездоленным и обозлённым подростком, ненавидящим всё, что связано с белыми… Я… Вдруг, он резко оборвал речь и, собравшись, заговорил более уверенным голосом. Если такое можно простить – искренне прошу вас простить меня. Иначе… Он сделал паузу. …Прошу не оставлять меня в живых.

Алекс умолк, продолжая глядеть в стену.

О чём сейчас думал Кольман? Что испытывал к этому человеку? Глядя на Алекса, он чувствовал, что всё, что тот сейчас сказал, – было сказано искренне. Мог ли он не простить его после этого...? Однако, он должен был понять мысли братьев. Кольман посмотрел на них - те были в задумчивости. Наконец, они оба кивнули ему. На несколько минут в гостиной воцарилась тишина.

- Ты больше не обременён этим грузом перед нами,
твёрдым голосом сказал Кольман.

Алекс посмотрел на них вопросительным взглядом. Он хотел что-то сказать, но Кольман опередил его:

- Я говорю это так же искренне, как был искренен с нами ты,
таким же твёрдым голосом сказал он Алексу, отвечая на незаданный вопрос.

Тот кивнул. Он не мог сдержать слёз. Кольман, сказав ему это, почувствовал облегчение, словно он выполнил часть долга. Но он чувствовал, что это ещё не всё. Что остался последний, самый важный вопрос.

- Его похоронили…?

Алекс ответил не сразу. Ему нужно было прийти в себя. Через минуту томительного ожидания он, наконец, ответил:

- Да… Его коллеги приехали вскоре после того, как он…
Он сделал паузу. …И смогли отбить его. Он был похоронен с воинскими почестями. Если бы он чуть подождал… Тут Алекс умолк.

Кольман почувствовал облегчение и печаль одновременно. Облегчение от того, что он наконец получил ответ на вопрос, который не давал ему покоя всю жизнь; печаль от того, что его отца похоронили без него. Но разве он мог?.. Теперь, чтобы полностью выполнить долг перед отцом, Кольману осталось сделать последнее.

- Его похоронили на городском кладбище?
задал он вопрос Алексу.
- Да. Я следил за могилой… Могу показать её.

Кольман еле заметно кивнул и, после небольшой паузы, спросил:

- Перед тем, как идти, мы можем здесь ещё сделать кое-что?
- Это ваш дом. Вам нет нужды спрашивать у меня разрешения,
уверенно ответил Алекс.

Братья поднялись наверх – каждый в свою комнату. Зайдя в свою, Кольман присел на свою кровать, которую новый владелец тоже не тронул. Он осматривал комнату, которая мало изменилась с тех пор, как он на столь долгие годы покинул её: всё тот же шкаф, письменный стол, книжная полка. И даже книги на полке стояли на своих местах так, как когда-то оставил их он. Кольман заглянул под кровать и вытащил оттуда ящик. Открыв его, он обнаружил в нём все свои игрушки, которые он бережно собрал пятнадцать лет назад, и которые всё это время ждали его здесь.
«Вот я и приехал к вам...»
говорил себе Кольман, крутя в руках спутников своего детства, своих чувств, мыслей, переживаний. Он смотрел на них и думал о себе прежнем, о том маленьком любознательном мальчике, который хотел стать археологом, и который в итоге стал солдатом. Он думал и не мог понять: почему? Зачем жизнь всё поворачивает вспять?..

- «Раз мы не можем найти ответ – остаётся только жить, как умеем»
сказал он себе, вставая с кровати.

Спустившись в гостиную, он сказал Алексу, чтобы тот был готов.

- Считайте, что уже готов,
ответил тот ему.

Вскоре, спустились и остальные ребята.

- Готовы идти?
спросил Кольман.
- Готовы,
ответил ему и за себя, и за Вертехарда Хендрик.

Кладбище было не так далеко, но уставшие от долгой дороги братья решили проехать на автобусе. Добравшись до кладбища, они пошли за Алексом. Он вёл их среди множества надгробных камней, явно хорошо зная дорогу.
Наконец, они пришли к одному из камней. На нём было написано:


«Fredrik Kremnitz

22 Augustus 1948 – 7 April 1993
Vir sy Vaderland gesterf*».

*африк. Погиб за Родину.

Кольман подошёл к священному камню и приложил к нему свою руку. Хендрик и Вертехард последовали за ним. Братья стояли так, казалось, целую вечность. Каждый из них мысленно разговаривал с отцом, рассказывал ему о своей жизни, о своих мыслях. Они не спрашивали его, почему он так поступил: каждый из братьев и так знал ответ, и каждый из них гордился своим отцом.
Никто не знает, сколько времени они стояли там, но каждый из них почувствовал облегчение после этого разговора. Наконец-то они выполнили свой долг, наконец-то могли чувствовать себя свободными - свободными от тяжких мыслей, от тяжких переживаний. Наконец-то они знали: их отец покоится с миром.

С лёгкостью на душе, братья стали готовиться к отъезду. Алекс не был против их ночёвки.

- Как я уже говорил: я не могу вам запретить.

Наутро, 16 августа братья уже стояли вместе с вещами в гостиной. Сумок несколько прибавилось – они взяли с собой те дорогие им вещи, которые не смогли взять пятнадцать лет назад. Алекс вызвался отвезти их к вокзалу. Переступая в последний раз порог своего дома, с чувством выполненного долга и печалью одновременно, они бросили прощальный взгляд на их двор: на площадку, на гномов, павлинов, домик на дереве. Пройдя за калитку, они мысленно попрощались с родным домом. Они знали, что видят его в последний раз.

Дорога на вокзал не заняла много времени. Алекс вышел проводить братьев на поезд. Дойдя до дверей, они обернулись к нему. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, пока Кольман не протянул руку. Алекс некоторое время смотрел ему в глаза, словно подавляя последние сомнения. Наконец, он протянул руку в ответ.

- Прощай, Алекс. Помни: ты – свободен,
сказал ему Кольман на прощание, перед тем как зайти в вагон вслед за братьями.

Алекс молча улыбнулся, провожая их взглядом. Эту улыбку Кольман запомнил на всю жизнь: улыбку узника собственной совести, получившего долгожданную свободу. Улыбка эта была настолько искренней, что, казалось, ни один человек не способен её повторить. Шторм, не дававший ему покоя уже пятнадцать лет, а сегодня превратившийся в бурю наконец утих. Теперь не было места сомнениям. Наконец, после долгих страданий, он был спокоен: он - прощён. Разве могло быть теперь место страху?..




Путь до Йоханнесбурга братьям показался гораздо короче, чем день назад. Если тогда они волочили за собой тяжкий груз, то сейчас словно летели на крыльях, лёгкие, как ветер. Добравшись до города, они решили в последний раз прокатиться по нему. Сев в подъехавшую машину такси, они услышали знакомый голос:

- Вижу, у вас всё получилось.

Это был тот самый таксист. Почему-то Кольман не был удивлён. Он словно ожидал встречи с ним.

- И снова вы,
слегка улыбнувшись, сказал Кольман.
- Мир тесен,
своим привычным тоном ответил таксист. Поехали.

Такси тронулось по улицам Йоханнесбурга. Таксист старался проехать по самому длинному маршруту - через центр города. Несмотря на то, что это был уже не тот город, что двадцать лет назад, братья хотели запомнить его на всю жизнь. Кто знает, смогут ли они приехать сюда вновь?..
Наконец, такси остановилось у входа в терминал.

- Сколько с нас?
доставая бумажник, спросил Кольман.
- Нисколько.
- В смысле?
несколько удивлённо посмотрел он на таксиста.
- Вы уже достаточно заплатили в своей жизни,
- серьёзным тоном ответил ему тот.

Кольман внимательно посмотрел ему в глаза.

- …Спасибо,
искренне сказал он таксисту.

Выйдя из такси, он спросил водителя через открытое окно:

- Как ваше имя?

Тот улыбнулся и, потянувшись к бардачку, достал из него кепку с эмблемой. То была эмблема департамента полиции Питермарицбурга. Подмигнув братьям, он дал по газам, и такси вскоре скрылось из виду.

- Теперь хоть всё прояснилось,
положив руку на плечо Колману, с улыбкой сказал Вертехард.

В приподнятом настроении братья проделали весь обратный путь, который показался им теперь значительно легче.
Утром 17 августа, уставшие, но умиротворённые, братья приехали в дом матери. После волнительной встречи они, начав ещё с порога, рассказали матери и ждавшей их у неё Одилии всё, что произошло с ними за эту поездку. Те молча выслушали их. Впервые за много лет у матери на глазах стояли слёзы. Когда братья закончили рассказ, она промолвила, посмотрев на Кольмана:

- Мы с Одилией должны поехать к нему.

Он, посмотрев на них, понимающе кивнул.

- Я поеду с ними,
решительно сказал Вертехард. Им нужен тот, кто сможет их защитить.

Уставшие братья разъехались по домам. Кольман, поднявшись к себе в комнату и улёгшись на кровать, стал перебирать в памяти эти три дня. Он вспоминал таксиста, Алекса, их дом, знакомые улицы родного города; вспоминал, каким он уезжал туда, и каким возвращался обратно. Впервые за эти пятнадцать лет он ощутил спокойствие и умиротворение. Он знал: его отец покоится с миром. Его долг – выполнен.





https://i.*******/CSo1H.png​


- Что дальше делать думаешь? - прервал воцарившуюся в гостиной номера тишину Хендрик, сделав очередной глоток чая.
- А много ли вариантов?..
- больше обращаясь к себе спросил Кольман, сидевший в соседнем кресле и погрузившийся в раздумья.
- Тоже верно,
- промолвил Хендрик, сделав ещё один глоток. - Думаешь, пройдёшь весь этот суперсложный процесс?
- Если не пройду - пойду в пожарку.
- В этот момент Колман заметил, что на протяжении всего разговора не притграгивался к чаю, и тоже сделал несколько глотков.
- А если и туда не возьмут?
- с лёгкой улыбкой смотря на него, спросил Хендрик.
- Думаешь, совсем никуда не гожусь?
- Кольман, не настроенный на юмор, в ответ кинул на него серьёзный взгляд.
- Да шучу я, возьмут конечно,
- вдруг серьёзным тоном ответил тот, пристально посмотрев на Кольмана.

Братья несколько мгновений смотрели друг на друга, и гостиную наполнил хохот.
Посмеявшись с полминуты, Хендрик, бросивший взгляд на часы, первый заговорил:

- Ладно, мне надо бежать. Вечером встреча с поставщиками, а от тебя до ЛС ещё добираться и добираться.
- Что закупаешь-то?

- Долго объяснять. Если кратко - медицинский препарат.
- Надеюсь не тот, о котором я думаю?
- шутливым тоном спросил Кольман.
- Даже если тот, ты ведь не будешь сдавать своего брата копам? - в ответ так же притворно серьёзно спросил Хендрик.
- Только если пообещаешь сделать скидку.
- Для брата - всё что угодно! - смеясь, ответил Хендрик.

Попрощавшись с братом, Кольман заварил себе чашечку чая и, присев за компьютер, некоторое время смотрел в монитор, собираясь с мыслями. Наконец, он глотнул уже немного остывшего чая и зашёл на сайт Академии Полицейского департамента Сан-Фиерро.

- «Пару дней осталось до окончания приёма заявлений... Надо торопиться».

Несмотря на спешку, Кольман понимал, что нельзя ничего упустить, и перед отправкой несколько раз проверил заявление.

- С Богом,
- сказал он, нажав кнопку отправки.

Потянулись долгие два месяца отборочного процесса. За эти два месяца Кольман написал небольшое эссе - для проверки уровня владения языком, прошёл проверку на детекторе лжи, собеседование, проверку физической подготовки, психологический тест, медицинское освидетельствование... Вся его биография была тщательно исследована; как он впоследствии выяснил, по каналам ФБР даже был сделан запрос в посольство США в ЮАР. Обилие тестов, проверок, странных вопросов и особенно их ожидание - всё это изматывало психику до предела. Будущих офицеров буквально выжимали, как губку. До конца доходили лишь немногие, но Кольман стал одним из них; после тренировочного лагеря морской пехоты всё это казалось разминкой.
А дальше - не менее изматывающая Академия. Их учили всему: стрельбе в условиях близкого контакта, экстремальному вождению, тактикам проведения траффик-стопа, ареста и ещё много чего другого, радиообмену (навыки восприятия и формулирования радиосообщений), психологии общения с гражданскими, законодательству... Материала было столько, что приходилось забыть обо всём, кроме учёбы, включая, временами, и сон.
Наконец, спустя полгода изнурительных тренировок пришло время Федерального экзамена. Упорство, с которым Кольман подходил к учёбе сделало своё дело - он сдал экзамен на отлично.
За Академией последовали полгода стажировки. Кольман получил значок офицера 1-го класса (стажёра) и, по сути, все полномочия патрульного офицера. Единственное отличие: он находился под контролем офицера-куратора, который обязан был следить за ним и обучать его тонкостям работы уже на практике.
Отношения с кураторами у него были разные: и нейтральные, и дружеские, но враждебных не сложилось ни с кем. Впрочем, в кураторы тоже не всех подряд набирают...
Спустя полгода - и год после начала Академии - Кольман успешно прошёл финальный патруль и получил значок офицера 2-го класса. С этого момента он мог уверенно назвать себя офицером.

Выходя из здания Департамента после последнего дня стажировки, Кольман взглянул на ночное небо. На нём стояла полная луна. Он смотрел на её завораживающее сияние, и у него перед глазами проносились детство, та апрельская ночь, начало новой жизни... Он вспоминал тренировочный лагерь, поглощаемые огнём развалины Фаллуджи, афганские горы... Вспоминал родной дом, могилу отца, прощальную улыбку Алекса...
Луна бережно хранила в себе всю его жизнь, и сейчас, глядя на неё, Кольман услышал слова:

«Будь сильным и никогда ничего не бойся».

- Не боюсь, - сказал он себе.





https://i.*******/CXIDf.png​


…Офицер молча вглядывался в чашку. В закусочной стояла абсолютная тишина; лишь изредка откуда-то из кухни доносились звуки перелистывания страниц: официант читал журнал. Внезапно, её нарушил крик из рации:

- Всем юнитам! Всем юнитам! Код один! По офицерам открыт огонь! Десять-двадцать въезд в аэропорт!

- Пора.


Вскочив с места и залпом допив оставшийся чай, офицер рванулся к выходу. Пробегая мимо кассы, он бросил на стойку одну купюру.

- Удачи Вам,
- сказал официант, провожая его взглядом.
Офицер, оглянувшись, ответил ему молчаливой улыбкой и помчался к своему крузеру.

- Два – линкольн – восемь, десять-четыре по коду один, снимаюсь с седьмого кода, не доступен, конец.


С рёвом двигателя и воем сирены крузер помчался по ночным улицам Сан-Фиерро.


https://i.*******/CSoMGl.png
 
Последнее редактирование:
Верх